Самый лучший комсомолец. Том 7

Смолин Павел

– Повезло! – хохотнул я. – Пойдемте.

В коридоре к этому моменту уже никого не осталось – товарищи втянулись в конференц-зал, куда вошли и мы с дядей Вовой. Персонала в конторе не много – в основном бухгалтера, юристы и торговики, но присутствуют и представители класса-гегемона: электрик, дворник, две технички, повариха и ее помощница кухонная работница, два курьера и двое рабочих по обслуживанию здания. Первый отдел представлен дядей Вовой, а партийную ячейку в отсутствие Парткома будет представлять электрик – он в Партии со времен войны,

потому что перед атакой написал легендарное «В случае гибели прошу считать меня коммунистом». Таких товарищей у нас много, и те из них, кто не работает на управляющих должностях, от экзамена освобождены как идеологически зрелые – делом доказали.

Нормальным директором у нас работает Игорь Викторович Бондарев, очень похожий на актера Владимира Самойлова из еще не снятого фильма «Премия», седеющий пятидесятилетний крепкий мужик, герой социалистического труда, член Партии и вообще со всех сторон положительный Советский бюрократ, ранее трудившийся во Внешторге.

Его чуть более молодой, сохранивший черную шевелюру заместитель обладает мощными чёрными бровями, массивным подбородком, роговыми очками с толстыми линзами и именем Василий Васильевич Селиванов. Регалиями тоже обладает, но героя соцтруда в Ассоциации советских юристов – оттуда к нам переведен – не заработал.

– Здравствуйте, товарищи! – поздоровался я с народом и занял место во главе стола.

Прихваченные из кабинета чисто ради солидности папочки многозначительно кладем перед собой.

Занимающие ответственные должности сотрудники нервно сглотнули. Товарищи пролетарии во главе со старшим братом дяди Феди – завхоза честнее во всем Союзе не сыскать! – оживились: сейчас будет интересно. Но начать для порядка придется с них:

– Собрание у нас неформальное, без протокола. Повестка – свободная, с вашего позволения сначала вопросы задам я. Валентин Петрович, – обратился к завхозу. – Как наше соцсоревнование по образцовому ведению хозяйства с филиалом НИИ № 17141?

Соседний режимный объект.

– Соперники пока отстают – у них на прошлой неделе случилось ЧП в виде пяти сбежавших крыс, которые попортили коммуникации, – поведал он.

– Злорадствовать не будем, но соцсоревнование – жестокий спорт, – покивал я.

Товарищи гоготнули, я задал следующий вопрос – электрику:

– Даниил Андреевич, какие у партийной организации успехи на ниве борьбы с курением?

Задрали дымить – в девяноста процентах офисных помещений СССР плотность пассивного курения просто ужасающая.

Половина работников мужского пола и две дамы синхронно скривились.

Кашлянув в кулак, и.о. парторга ответил:

– На плановом собрании единогласно (да здравствует партийная дисциплина!) принят запрет о курении в здании.

– Это, извините, кнут, – заметил я. – А пряник?

– «Пряник», – усмехнулся он. – Тоже есть, в виде десятирублевой ежемесячной премии за отказ от курения.

– Нормально, – одобрил я. – Курение – это очень вредная привычка, практически не приносящая удовольствия. Минздрав

СССР рекомендует всем от нее избавляться, товарищи.

Курильщики приуныли еще сильнее.

– Далее, – продолжил я. – В связи с полученными сигналами предлагаю всем желающим товарищам покритиковать Игоря Викторовича.

Директор подобрался и натянул «покерфейс» – опытный.

Восемь поднятых рук.

– Даниил Андреевич? – начал я с завхоза.

– Игорь Викторович в обеденный перерыв курит в кабинете.

Четыре из семи рук опустились – хотели сообщить то же самое. Не исключено, что по прямому распоряжению товарища начальника, в качестве согласованной и безопасной для карьеры критики.

– Игорь Викторович, это правда? – обратился я к директору.

– Признаюсь, товарищи, – виновато повесил тот голову. – Тридцать пять лет курю, считай – всю жизнь. Тяжко после обеда держаться, а дурной пример коллективу подавать не хотел – это недостойно Советского руководителя. Прошу справедливого товарищеского суда и обязуюсь записаться в кружок легкой атлетики.

– Предложения, товарищи? Пожалуйста, Елена Сергеевна, – дал слово бухгалтеру.

– Предлагаю принять во внимание заслуги Игоря Викторовича перед народом и Партией и ограничиться общественным порицанием.

Это у нас, получается, защитница.

– Амаяк Амаитович? – дал слово торговику армянского происхождения.

– Я считаю, что Игорь Викторович не ходит со всеми в курилку не из-за нежелания подавать плохой пример, а потому что считает себя лучше других, – приложил он начальника.

– Основания? – спросил я.

– Окно кабинета Игоря Викторовича выходит во двор, – ответил он. – Прямо на курилку – из нее видно, как он с особым цинизмом курит в форточку.

– Иосиф Львович? – дал слово главе бухгалтерского отдела.

– Протестую против «особого цинизма», – вступился он за директора. – Игорь Викторович во время курения прячется за занавеской – это говорит о том, что он ощущает глубокое чувство вины перед коллективом.

– Вы не курите, Иосиф Львович, и в курилке я вас не видел, – скучным тоном парировал Амаяк Амаитович.

– Я в курилку хожу регулярно, – скрестив руки на груди, влезла Елена Сергеевна. – И сама рассказала о занавеске Иосифу Львовичу.

– Прошу высказаться остальных курящих товарищей, – пресек я начинающуюся перепалку.

После высказываний картина стала ясна – бухгалтера у нас «воюют» за директора, торговики – против, а юристы «не курят и не чуяли, поэтому не хотят вводить товарищей в заблуждение», то есть – держат нейтралитет.

– В силу невозможности установить факт цинизма предлагаю сосредоточиться на самом факте нарушения, – потерял терпение некурящий и сидящий в кабинете на другом конце коридора от директорского Василий Васильевич.

Ждет возможности покритиковать на другую тему.

– Поддерживаю, – кивнул я. – Я слишком молодой, чтобы подвергать Игоря Викторовича порицанию. Кто может взять на себя этот груз?