Самый лучший комсомолец. Том пятый

Смолин Павел

— «Просто они не смогли проигнорировать почти двести миллионов проданных копий», — с улыбкой поспорила Вилка.

Такой вот скромный тиражик у моего главного (на данный момент) бестселлера, и это не считая время от времени допечатываемый «внутренний» вариант.

— «И это тоже», — кивнул я.

— «А еще это — сигнал», — добавила Виталина.

— «Поделись пониманием», — попросил я.

— «Фантастика в СССР перестала считаться „низким“ жанром — смотри, целый космонавт за нее награды получает, значит и другим фантастикой заниматься не

стыдно — разве есть более достойный пример для подражания, чем космонавт?».

— «И ведь правда», — согласился я. — «Помнишь как товарищ Булычёв комплексовал?».

— «Больше не будет».

— «Никто не будет! А еще в жанр сейчас ломанутся все те, кто раньше от него воротил нос», — предположил я.

— «Я бы почитала производственный роман о, например, космическом заводе по производству космических крейсеров», — помечтала она.

— «В этом и суть фантастики — меняются только декорации, а люди в них — те же», — поумничал я.

— «Напиши про космический завод!»

— «Давай училке эту идею сгрузим», — отмазался я.

— «Я хочу чтобы ты написал», — закапризничала девушка.

— «Давай может лучше сценарий космической трилогии про борьбу храбрых повстанцев со злой, поработившей всю галактику, Империей?»

— «Сережа, как коммунист ты должен уделять произведениям о перевыполнении плана в сложных условиях больше времени», — важно заметила она.

— «Коммунист никому ничего не должен».

— «Дедушке пожалуюсь, он тебе уши надерет за такие слова».

Ладно, переработаю десятка три стандартных образчиков соцреализма, перенеся действие в космос — чудо-голова справится легко. Но «Звездные войны» нужно потихоньку начинать писать, чтобы хитрый Джордж Лукас не спёр. Название, впрочем, не сопрёт — уже зарегистрировали на СССР.

— «Что-нибудь придумаю. Но если будет не очень — я не виноват, у меня с соцреализмом плохо», — на всякий случай подстраховался я.

Оригинальный контент — это всегда риск нарваться на крики «Ткачёв уже не тот».

— «Я могу смотреть на твои руки и печатать», — кивнула на стол с печатной машинкой Виталина.

— «Если у меня болят суставы, значит у тебя тоже», — с улыбкой покачал я головой. — «Мы здесь надолго, успеем».

— «Тогда просто расскажи», — попросила она и легла на бок, положив щечку на подсунутые под голову ладони.

Ладно.

— «Федоров снял шлем скафандра и с наслаждением вдохнул пахнущий соснами тёплый летний воздух. Вот уже тридцать лет минуло с тех пор, как он покинул родной дом, от распределения до пенсии отработав на орбитальном судостроительном заводе в системе Сириуса…».

На ходу сочиняемый производственный роман я «жестикулировал» прямо до вечернего «Времени».

— «Ничего особенного, но интересно», — сделала вывод по итогам трети объема Виталина.

— «Метасюжет», — пожал я плечами. — «В Минкульте прямо методички есть по написанию всех сортов соцреализма: и производственный роман, и роман-эпопея о Революции, и малые жанровые формы — вот по ним и шпарю.

Суть-то всегда одна и та же, просто меняешь персонажей и декорации».

Чудо-голова компилирует просто сказочно — с абсолютной-то памятью!

— «Это вот был типа „мир полудня“, а можно сделать капиталистическое видение будущего: например, команда корабля-рудоносца находит на необитаемой планете потерпевший крушение корабль пришельцев, а в нем — коконы с очень страшной космической тварью, которая начинает бегать по кораблю и резать команду своих „спасителей“».

— «Насколько страшной»?

Я нарисовал ксеноморфа.

— «Жуть!»

— «Вместо крови у него кислота, а во рту, вместо языка, еще один рот — вот насколько злобный. А на свет будет появляться вот так…».

— «Цензура такое никогда не пропустит!» — погорячилась Виталина.

— «Там весь фильм об ужасах капитализма, лживости корпораций и важности соблюдения техники безопасности», — усмехнулся я.

Если правильно обосновать, пропустят что угодно.

— «Короче планов — громадье», — подытожил я. — «Не обидишься, если я попрошу выделить нам временную машинистку, понимающую язык глухонемых?».

— «Было бы на что обижаться», — улыбнулась она.

Отбивка «Времени» закончилась, и диктор перенес нас в Краснодарский край, на сжатое поле, где обутый в кирзовые сапоги товарищ Медунов рассказал о том, какой рекордный в их крае в этом году урожай. Последний тучный год вообще задался, причем без моего участия — эксперимент-то не закончился. Но повлиял косвенно — через смену власти на более активную и постоянные пинки Министерству сельского хозяйства.

Сергей Федорович наградил коллектив ответственных за данное поле колхозников почетными грамотами, и монтажная склейка перенесла нас в УАЗик. Оператор с репортером сидели сзади, а динамично смотрящийся на фоне проносящихся за окном сельхозугодий председатель Краснодарского крайисполкома толкнул речь с переднего сиденья:

— В сельском хозяйстве нашей страны долгие годы существовали серьезнейшие проблемы: нехватка зернохранилищ и сложности с логистикой, из-за которых колоссальная часть урожая просто-напросто портилась. А ведь люди по двадцать часов в страду пахали, давали стране хлеб! Сердце кровью обливалось!

— А сейчас? — послушно задал вопрос репортер.

— А сейчас ситуация стала гораздо лучше. В один из построенных по указанию Министерства сельского хозяйства за этот год комплекс хранения и переработки зерновых мы с вами сейчас и направляемся — покажем уважаемым телезрителям закрома Родины.

— Хорошая дорога, — похвалил оператор. — Камеру не трясет совсем.

— Для того и сделали — в телевизоре красоваться! — гоготнул Медунов. — Это, конечно, шутка, товарищи — развитию дорожной сети в нашем крае, как и во всей стране, уделяется самое пристальное внимание. Говоря словами уважаемого Алексея Николаевича Косыгина: «дороги — это артерии экономики, а кровь по артериям должна бежать свободно»!