Самый романтичный выпускной бал. Большая книга историй о любви для девочек
Шрифт:
– Мама! Мама! Я не хочу идти на выпускной! – выла Соня, какой час терпящая расчесывания, налачивания, укладывания.
Мама сидела в соседнем кресле и с любопытством листала журнал – взяла на работе отгулы, чтобы подготовить ребенка к празднику.
– Что за глупости? – Голос мамы был тише, чем перелистываемые страницы.
Полная улыбчивая парикмахерша создавала на голове Сони шедевр парикмахерского искусства – локоны в стиле двадцатых годов. К черному короткому платью на бретельках все это очень шло. Бесконечная нитка жемчуга, перехваченная узлом на уровне живота. Черная лента на лбу. И ярко-красная губная помада. Черные балетки – без каблука ходить страшно неудобно, но надо. Тогда так носили. Это стильно.
– Вот и хорошо. Потерпи, скоро все закончится.
У Сони на мгновение помутилось в глазах. Показалось: в кресле рядом сидит не мама, а Тырин. С женским журналом в руках.
Соня дернулась, заставив парикмахершу недовольно покачать головой.
– Сейчас вы станете такой красавицей… – неуверенно пробормотала она.
– Это нервное, это пройдет.
Из-за журнала маму не видно. На Соню с легким прищуром смотрела Кира Найтли. Высоко взбитые, чуть разлохмаченные волосы, затянутая в корсет тощая грудь, спадающие с костлявых плеч бретельки.
– И потом, – вещала «Найтли», – не забывай, сколько за все это заплачено! Ладно платье – оно еще пригодится. Ладно подарки учителям – все-таки люди работали, старались. Но поездка за город, заказ автобуса, праздничный стол, аниматоры! Не поедешь ты – поеду я.
– Вот и езжай! – попыталась вырваться из кресла Соня, но ее задержал фартук. Огромный голубой фартук, перекинутый через спинку кресла. Он за что-то там зацепился. Соня почувствовала, как ей резко сдавило шею воротником, и упала обратно.
Белка! Белка в сачке. Черт!
– И перестань спорить. – Кира Найтли на обложке поморщилась – мама скомкала краешек обложки. – Выйдем отсюда – позвоню Ирине Петровне, спрошу, что тебе еще попить. Эти стрессы, эти экзамены…
Соня поджала губы и уставилась на свое отражение в зеркале. Чистый инопланетянин. Серебряная фольга торчала во все стороны. Заколки подхватывали волосы, топорща кончики локонов.
Вечером нарисовался Тырин.
– Давай я за тобой завтра зайду, – пел он бархатным голосом. Так и виделось, что на том конце провода с Соней говорит широкоплечий красавец-блондин, скуластый, волевое лицо, с усами… Нет, пожалуй, без усов.
– Кто это? – вилась за спиной мама. У нее снова в руках журнал. На этот раз с обложки смотрит Домогаров. Взгляд тяжелый, неприятный.
– Мама!
Соня отворачивалась. Чего она прячется? Вместе с трубкой можно уйти хоть в туалет.
– Ага! – догадался Славка. – Тогда завтра в пять я у тебя.
Звонила Томочка:
– Знаешь, я тоже решила никуда не идти. Надоело!
В голосе слезы.
– Чего у тебя там?
– Не нравится мне это платье – и все! Почему я должна носить всякое уродство?
– Нормальное платье. – Томкина мама купила наряд в пол, с открытыми плечами, с лямкой через шею. Глубокое декольте, голая спина. Тяжелое украшение на грудь. Чего Томка бесится?
– Я к тебе завтра зайду! – И бросила трубку.
Соня представила, как они двигаются дружной компанией, взявшись за руки: она, Томочка и Тырин. Сзади должен непременно плестись Димочка. Куда без него?
«Не горбись!»
После того звонка в магазине Соне теперь постоянно виделось, что ее окружают камеры, что Тихон отовсюду за ней следит. Стоит с сачком за деревом, притаился.
И сгорбилась. Уснуть бы на пару дней летаргическим сном.
«Я зайду за тобой завтра!»
Чудненько!
На плечиках висит платье. Шелковая черная подкладка, кружево самого платья, черные бусинки болтаются, щекочут коленки.
– Тебе букет не помочь нести? – Голос у Фила звонкий, как будто он только что пел задорную песенку и еще полон радости и звенящего веселья.
– В смысле?
Соня сидела на подоконнике, дышала на стекло, рисовала пальцем иероглифы. В жизни образовалась пустота. До этого был бег: книги, повторения, развешенные по стенам листочки с английскими фразами, а теперь – ничего. От этого начинало казаться, что жизнь остановилась и кто-то вот-вот умрет.
– Завтра! Хочешь, я за тобой зайду?
– А ты-то с чего?
– Просто так, по-товарищески.
Соня не столько поняла, сколько почувствовала: и правда, что-то происходит.
– Филипп, погоди! – заторопилась Соня. – А что там слышно в народе?
– Все молчат. Словно умерли.
Соня дернула узелочек, и четыре бусинки с цоканьем запрыгали по паркету. Пока отвлекалась на ползание по полу, Кудря продолжал говорить:
– Кстати, Гладкий предлагает устроить альтернативный выпускной. Говорит, что тебе не хочется идти на этот.
Она уже готова была послать Филиппа вместе с его сообщениями куда подальше. Но в последний момент остановилась.
– Хорошая идея. Конечно, заходи завтра.
И дала отбой.
Кто еще? Ваня с Федей во всем этом участия принимать не будут. Им все равно. Марк? Макс? Димочка озабочен только тем, что грядущие встречи с Томочкой теперь сильно усложнятся.
Макс появился в сети ближе к вечеру. Прислал коротенький стишок. Потом выдержал приличную паузу и только потом перешел к делу.
Ты во сколько завтра выходишь?
И через минуту:
Мы с Ленкой за тобой зайдем? Кривина боится идти одна.
ТОМКА!!!!!! – кричала в сети Соня. – Ты с кем идешь?
С КЕМ Я МОГУ ИДТИ??? – вопила в ответ Томка. – НАДОЕЛ! ДАВАЙ ВМЕСТЕ ПОЙДЕМ.
Я с Тихоном.
Видеть тоскующего Димочку, да еще в такой день, не хотелось.