Самый темный соблазн
Шрифт:
Малыш впился в Париса внимательным взглядом, и у воина не осталось сомнений, что тот оценил его в мгновение ока, отметил все слабости, недостатки, дурные привычки, и подготовился к бою.
— Как его зовут?
— Урбан, — ответил Уильям прежде, чем это смог сделать Мэддокс, и снова в его тоне слышалось отвращение.
Эвер и Урбан. Симпатично и довольно эксцентрично.
— Что натолкнуло вас на то, чтобы выбрать именно эти имена?
— Мы не выбирали, — ответил Мэддокс. — Они это сделали.
Глаза Париса
— Они могут говорить?
— Нет, но они отлично могут общаться.
Должно быть… как?
— Я слышал, во время родов возникли осложнения. Как Уильям спас положение?
Мэддокс напрягся, даже Уильям покачал головой и положил Эвер в люльку рядом с кроватью. Когда он выпрямился, то резким движением затряс рукой у шеи жестом прекрати-этот-разговор-прямо-сейчас.
— Этот гребанный акушер разрезал мою женщину, достал младенцев и обратно зашил. — Ноздри Мэддокса расширялись от охватившего его гнева. — Без анестезии.
Уильям сжал челюсть.
— Не было времени. Они выцарапывали путь наружу, и если бы мы прождали ещё немного, они бы точно убили твою Эшлин. Уж лучше разрез кинжалом с ровными краями, чем жестоко разорванная когтями плоть. И, к слову сказать, пожалуйста. Они все живы.
Тогда ладно. Как крыса с тонущего корабля, Парис покинул комнату, оставив Уильяма сносить гнев Мэддокса в одиночку. Парис отправился в спортзал, находившийся на нижнем этаже. Как и обещал, Страйдер был внутри, занимался на беговой дорожке как одержимый. Каким он и был.
Белокурые волосы прилипли к голове, а пот рекой стекал по сильно загорелой коже.
Беловолосый Торин на противоположном конце зала на скамье отжимал вес, который был настолько тяжёлым, что трещал мраморный пол. Торин никогда ни к кому не приближался, поскольку боялся заразить кого-нибудь случайным прикосновением.
Интересно, а как он сюда попал? Парис слышал, что Болезнь отверг предложение Люциена об авиаперевозке. И, чёрт возьми, когда это Торин стал таким мускулистым? Обычно он торчал в своей комнате, с ног до головы одетый в чёрное. Сейчас же, глядя на парня без футболки, Парис видел его накачанное тело и подумал, что Торин смог бы надрать ему задницу.
Оба мужчины перестали заниматься, когда поняли, что он вошёл. Парис снял с себя футболку, кобуру с пистолетом и кинжалы, положил их на скамейку и перешёл на беговую дорожку рядом со Страйдером.
— О чём ты хотел поговорить со мной? — Парис нажал несколько кнопок, и затем тренажёр поднялся, и дорожка начала двигаться, что дало воину изнурительную нагрузку и темп бега, которые так ему нравились. Он не тренировался так давно.
— Я слышал, у тебя здесь где-то невидимый Ловец? — спросил Страйдер, поймав полотенце, которое ему бросил Торин. Он вытер лицо, не сводя с Париса взгляда. — Я бы добавил, Ловец одержимый Гневом.
Значит, всем всё известно.
— Она не Ловец.
— Чёрта с два не обсуждается. Здесь находится моя женщина.
— Да, и твоя женщина может позаботиться о себе.
В глазах Страйдера цвета морской волны мелькнула гордость.
— Да, это верно, но факт остаётся фактом: невидимый враг — самый опасный. Твоя подружка может сделать что угодно кому угодно в этом замке.
Парис прибавил ещё скорости, пока его ботинки не начали стучать с умопомрачительно скоростью, сотрясая весь тренажёр.
— Она не собирается никому вредить.
— У меня имеются кое-какие дела, — заметил Торин. — Вы тут, парни, сами разберётесь. — Послышались удаляющиеся шаги, и Парис со Страйдером остались вдвоём.
— Ты говоришь мне, что девчонка, которая накачала тебя наркотиком, смотрела на твои пытки, больше не представляет угрозу тебе или кому-то ещё? — скептически спросил Страйдер. — Я тебя умоляю.
— Мы разобрались с этим. — Пот каплями выступал на поверхности кожи Париса, струился и капал. Его мышцы буквально горели от напряжения, что доставляло ему немалое удовольствие.
— В постели, как я полагаю, но дело в том, что в данной ситуации ты руководствуешься явно не собственным мозгом. Надеюсь, ты в курсе, о чём я.
"Не реагируй, не отвечай ему, ты же понимаешь, что тебе не стоит с ним ссориться. Тебе стоит быть осторожным в отношении Страйдера. Его демон тут же подхватит малейший намёк на конфронтацию, и тогда Страйдеру придётся ввязаться в драку, пытаясь бессмысленно, но основательно отмутузить тебя, о чём он будет очень переживать в последствии".
— Все приняли Хайди, — наполнил ему Парис, — а она была Ловцом.
— Теперь она само воплощение жизни и любви. Её просто невозможно не любить или не доверять ей. А твою девушку мы не видим и не слышим. Нам сложно оценить её слова или поступки. Не знаем, что у тебя с ней. Тебе лучше подыскать другую или ты считаешь, что мы должны поверить тебе на слово?
Тьма… поднимается…
— Прошу тебя, остановись, — произнёс Парис, — прежде чем всё станет необратимым и у нас не останется иного пути. — Если ему придётся прибегнуть к драке, чтобы заставить своего друга прекратить оскорблять его женщину, он готов к этому.
Молчание. А затем ужасное:
— Я чувствую…
— Жжение, когда писаешь? — Ну вот, началось.
— Очень мудро, — заметил Страйдер, немного успокоив тон. — Нас с тобой кое-что связывает. Нечто, о чём понятия не имеют другие, нечто, в чём мы сами себе не в состоянии до конца признаться, и мы оба знаем, что это является одной из причин того, что наши пути разошлись: я остался с Сабином, а ты с Люциеном.
Жар опалил щёки Париса, и он не имел никакого отношения к физическому напряжению.