Самый темный вечер в году
Шрифт:
«Все получится, как ты хочешь, нужно только в это сильно верить».
Так говорил Медведь. И Медведь знал многое. Не был таким тупым, как Пигги. Но Медведь умер.
ЧАСТЬ 3
Лесная глубь прекрасна и темна, Но много дел набралось у меня, И миль немало впереди до сна, И миль немало впереди до сна.
Роберт Фрост
Остановившись снежным вечером в лесу.
Глава 51
Поднявшись первой, без четверти шесть, Эми приняла душ и оделась. Покормила Никки и повела ее на прогулку, пока Брайан готовился к новому дню.
На заре солнце не появилось. Серые, словно выпачканные в грязи облака закрыли небо.
В прибрежном парке кроны огромных пальм едва шевелились, когда с океана налетал ленивый ветерок. Бесцветные волны, словно раненные, с трудом выползали на берег и умирали на песке, разрисованном полосами гниющих водорослей.
Если ты веришь, что жизнь имеет значение, и можешь уловить некую упорядоченность, которая подразумевает наличие общего замысла, ты сам начинаешь искать знаки, вместо того чтобы ждать, что их ниспошлют тебе. И знаков этих вроде бы великое множество: вырвавшееся из-под контроля воображение находит их где только можно.
После телефонного звонка от сестры Хасинты Эми не доверяла себе, какое-то время не могла отличить истинное от воображаемого, определенное от сомнительного. Совпадение клички собаки, ее поведение, история со шлепанцами, упоминание Терезой ветра и колокольчиков… все это было очень уж необычным, но не являлось однозначным доказательством вмешательства внеземных сил. А вот телефонный звонок от умершей монахини выводил ситуацию на более высокий, просто фантастический уровень, и у Эми не могло не возникнуть желания увидеть важные послания во всем, что открывалось ее глазам.
Шебуршание привлекло ее взгляд к крысе, которая поднялась по стволу большой финиковой пальмы и скрылась в желтом венчике сложившихся засохших листьев под зеленой кроной.
Крыса — символ мерзости, разложения, смерти.
На дорожке лежал большой черный жук, на спине, с застывшими в воздухе лапками. Муравьи энергично выедали его внутренности.
Около мусорного бачка с откинутой крышкой (она едва держалась на одной петле, которая поскрипывала при малейшем дуновении ветра) лежала бутылка из-под острого соуса с черепом и костями на этикетке.
С другой стороны, три белых голубя пролетели по небу, семь центов лежали по периметру фонтанчика питьевой воды, а на скамейке кто-то оставил книгу в обложке с названием «ТВОЕ СВЕТЛОЕ БУДУЩЕЕ».
Эми решила довериться инстинктам Никки. Собака все обнюхивала, нигде не задерживалась, не выказывала никакой настороженности. И, беря пример с золотистого ретривера, Эми уже не столь возбужденно реагировала на каждый встреченный ею предмет или тень, а потом и вовсе отказалась от их толкования.
Собственно, ее резко качнуло к скептицизму, и она уже начала сомневаться, что действительно говорила по телефону с сестрой Хасинтой. Может, ей все приснилось?
Она думала, что проснулась, вырвалась из кошмара с хлопаньем крыльев за несколько мгновений до звонка, но, возможно, перешла из сна в Коннектикуте в сон диалога с призраком.
После телефонного разговора она повернулась к Никки, обняла ее рукой и снова заснула. Так они и проснулись, обнявшись. Если говорила она во сне, значит, в какой-то момент просто повернулась к Никки и обняла ее.
К тому времени, когда Эми вернулась в номер мотеля, она уже приняла решение не рассказывать Брайану о сестре Мыши. Во всяком случае, пока не рассказывать. Может, потом, в дороге.
Прежде чем лечь спать прошлым вечером, Брайан отправил Ванессе электронное письмо. И пока Эми прогуливала Никки, Ванесса прислала ответ.
Назвала ресторан в Монтерее[33], где ему остановиться на ленч.
Завтрак они взяли в кафе быстрого обслуживания, поели на ходу, мчась на север по автостраде 101. Где-то к полудню намеревались добраться до Монтерея.
Первые три часа за рулем сидел Брайан. Говорил мало, главным образом мрачно смотрел на дорогу.
Хотя ему хотелось получить опеку над дочерью, он волновался, в каком состоянии найдет ее, до какой степени она возложит на него ответственность за свои страдания.
Эми не раз пыталась отвлечь его от таких грустных раздумий, иногда даже завязывался разговор, но быстро угасал, и Брайан вновь уходил в себя.
В итоге Эми тоже пришлось заняться самоанализом, и она признала, что не решилась рассказать Брайану о телефонном звонке сестры Хасинты не из-за скептицизма. Конечно же, она полностью отдавала себе отчет, что говорила с умершей монахиней совсем не во сне.
Ее остановило требование сестры Хасинты рассказать Брайану часть истории, о которой она умолчала прошлой ночью (то ли от усталости, эмоциональной и физической, то ли от чувства вины). Эми оборвала повествование смертью Никки в «Mater Misericordia», а теперь вот собиралась с духом, чтобы продолжить.
После того как машину припарковали на полосе для отдыха, чтобы размять ноги и предоставить Никки возможность сделать свои дела, за руль села Эми. Теперь пришла ее очередь не отрывать глаз от дороги. То есть она могла рассказывать свои историю, не глядя на Брайана, и вот это придало ей мужества.
Но все равно у нее была возможность приближаться к самому чудовищному событию своей жизни постепенно, отдельными шажками. Так что начала Эми с маяка.
— Я тебе говорила, что несколько лет жила на маяке?
— Большую часть маяков отличает отменная архитектура. Я бы помнил, если бы ты рассказывала мне о своей жизни на маяке.
По тону чувствовалось: он знает, что и она бы помнила, если б рассказывала ему, и напускная небрежность вопроса указывает на важность затронутой темы.