Самый упрямый клиент в мире
Шрифт:
И если у кассира уголовной полиции возникнут проблемы — тем хуже для него! Мегрэ остановил такси с открытым верхом, прекрасную, почти новую машину, и уселся на мягкое сиденье.
— В Жювизи… Высадите нас напротив вокзала…
И он с наслаждением дремал всю дорогу, полуприкрыл глаза и лишь время от времени попыхивая трубкой.
Глава 3
Экстравагантная история о мертвой, которая, может быть, и не умерла
Сотни раз, когда его просили рассказать об одном из дел, которыми он занимался, Мегрэ мог бы
Но история, которую любил потом рассказывать Мегрэ, — это история двух кафе на бульваре Сен-Жермен, дело, где его заслуги были совсем невелики. Просто он не мог отказать себе и не вспомнить еще раз эту историю с довольной улыбкой на устах.
И когда его спрашивали: «Но где же истина?» — он уклончиво отвечал:
— Выбирайте ту, что вам больше нравится…
Ибо по крайней мере в одном пункте ни он, да и никто другой так никогда и не узнает всю правду.
В половине первого такси высадило их напротив вокзала в дальнем парижском пригороде Жювизи, и прежде всего они с Жанвье направились в ресторан «Сортировочный» — заурядное заведение с террасой, окруженной лавровыми деревьями в зеленых кадках.
Разве можно зайти в ресторан и ничего не выпить?
Они обменялись вопросительными взглядами. Пошли! Поскольку утром они выбрали белое вино, которое любил убитый на улице Сен-Пер, то решили так и продолжать.
— Скажите, хозяин, вы не знаете этого типа?
Похожий на боксера мужчина в рубашке с засученными рукавами, стоявший за цинковой стойкой, рассматривал фотографию загримированного убитого, держа ее далеко от глаз, которые видели уже не так, как прежде. Он позвал:
— Жюли!.. Подойди сюда на минутку… Это тот тип, что живет рядом, верно?
Его жена обтерла руки о синий полотняный фартук и осторожно взяла фотографию.
— Конечно, это он!.. Но на этом снимке у него странное выражение лица…
Она повернулась к комиссару:
— Еще вчера он нас продержал до одиннадцати, требуя стакан за стаканом.
— Вчера?
Мегрэ был потрясен.
— Погодите… Нет… Я хотела сказать: «позавчера»…
Вчера-то днем я стирала, а вечером ходила в кино.
— У вас можно поесть?
— Ну конечно можно… Что вы желаете?.. Фрикандо?.. Жаркое из свинины с чечевицей?.. Есть хороший деревенский паштет для начала.
Они пообедали на террасе; за соседним столом ел шофер, которого они не отпустили. Время от времени хозяин подходил к ним, чтобы поговорить.
— Вам больше расскажет мой сосед, что сдает комнаты…
У нас-то нет гостиницы… Должно быть, прошел месяц или два с тех пор, как этот тип поселился у него… Только он пьет везде понемногу… К примеру, вчера утром…
— Вы уверены, что это было вчера?
— Совершенно уверен… Он вошел в половине седьмого, когда я открывал ставни, и сразу же выпил два или три стакана белого вина, чтобы «заморить червячка»… Потом вдруг, перед самым отправлением парижского поезда, он бегом бросился на вокзал.
Хозяин не знал о нем ничего,
— Есть люди, которые себя очень хитрыми считают, — повторял тип в непромокаемом плаще. — Но я все же возьму верх над ними. Конечно, есть на свете мерзавцы.
Только и их подлости есть предел.
Полчаса спустя Мегрэ, по-прежнему сопровождаемый Жанвье, направился в гостиницу «Железнодорожная», где был ресторан — точно такой же, как тот, что они покинули, хотя терраса здесь не была окружена лавровыми деревьями, да и стулья были не зеленого, а красного цвета.
Хозяин, стоящий за стойкой, громко читал вслух газету своей жене и официанту. Увидев фотографию убитого на первой странице, Мегрэ сразу понял, что дневные газеты уже доставлены в Жювизи, ибо комиссар сам отправил в редакции такие снимки.
— Это ваш жилец?
Недоверчивый взгляд.
— Ну… Что с того-то?
— Ничего… Я хотел знать, ваш ли это жилец…
— Во всяком случае, мы наконец-то от него избавились!
Нужно было что-нибудь заказать, но не пить же белое вино после обеда.
— Два кальвадоса!
— Вы из полиции?
— Да…
— Мне так и показалось… Ваше лицо что-то мне напоминает… Ну и что вам надо?
— Это я вас спрашиваю, что вы об этом думаете…
— Я думаю, что скорей уж он сам мог бы кого-нибудь прикончить… Или ему могли разбить морду кулаком… Потому что, когда он бывал пьян, а такое случалось каждый день, то становился невыносимым.
— У вас записаны его данные?
Преисполненный достоинства, подчеркивая всем своим видом, что ему нечего скрывать, хозяин принес регистрационную книгу и с долей высокомерия протянул ее комиссару.
«Эрнест Комарье, сорок семь лет, уроженец Марсийи близ Ла-Рошели (провинция Шарант-Маритим), лесоруб, прибыл из Либревилля (Габон)».
— Он оставался у вас шесть недель?
— Шесть лишних недель!
— Он что, не платил?
— Платил-то он регулярно, каждую неделю… Но он был слишком возбужден… Он два или три дня лежал в постели с лихорадкой, требовал принести ему ром для лечения и пил его целыми бутылками, потом он спускался вниз и за несколько дней обходил все бистро в округе. Вечерами иногда он вовсе не возвращался, а иногда будил нас в три часа ночи… Иногда нам даже приходилось раздевать его… Он блевал на ковер на лестнице или на половик…
— У него есть семья в ваших краях?
Хозяин и хозяйка переглянулись.
— Кого-то он здесь наверняка знал, но кого именно, никогда не хотел говорить. Если это его родственники, то заверяю вас, что он их не любил, ибо часто говорил:
«В один прекрасный день вы еще услышите обо мне и об одном мерзавце, которого все считают честным человеком, а он грязный лицемер и вор, каких свет не видывал…»
— Вы так и не узнали, о ком он говорил?
— Все, что я знаю, — так это то, что парень был невыносим… У него была мания: как напьется, вынет большой револьвер с барабаном, наведет его на воображаемую цель и орет: «Пах! Пах!»