Самый яркий свет
Шрифт:
В квартире Пестелей меня дожидался Тимофей. В двух словах рассказал: они вдвоем с Дыней осторожно стучались в квартиру, где я в этот момент скандалила с хозяевами, но причин ломать двери вроде как и не было. А когда раздались выстрелы, мои охранники принялись за дело всерьез, следы чего были хорошо видны. Они уже пробили одну филенку, как замок вдруг отворился, и прямо в лицо Досифею один из слуг разрядил пистолет. Изначально метили именно в Тимку, но Дыня услышал шелест горения пороха на полке и успел оттолкнуть товарища. Вот только сам увернуться не сподобился.
Убийца с пустым пистолетом бросился бежать, Тимофей
Всего в противниках оказалось аж семь человек слуг, сам Павел и подлец Агафон. И это не считая моих: одного застрелила я, второго серьезно ранила, и его душа уже готовилась отойти во Мрак, никакой врач тут помочь не сможет, так как пуля, закрученная нарезами, пробила негодяю легкое, и теперь тот пускал кровавые пузыри изо рта. Эту информацию я приняла спокойно и только удовлетворенно кивнула. Удивительное дело, но никакие сожаления или переживания по сию секунду мной не овладели.
Троих убили солдаты графа, один сумел выскочить, смертельно ранить господина Пукалова, но был остановлен пулей Варвары. Последнего огорошили прикладом по голове, и его жизнь висела на волоске, потому как гренадеры отличаются силушкой богатырскою, а в горячке боя себя не сдерживали. Приложились крепко.
Женщин из прислуги согнали на кухню, где они подвывали, проклиная злую судьбу, хозяев, солдат и сатанинскую соседку, то есть меня. До их переживаний мне не было совсем никакого дела, а вот крепко связанный помощник Спиридонова интересовал очень.
Он нашелся все там же, на полу в кабинете. Лежал смирно, уткнувшись носом в дерево паркета. Привычная для него поза в последнее время, как я посмотрю. Иван Борисович Пестель под охраной двух гренадеров расположился в кресле. В его глазах никакого разума сейчас не прослеживалось.
Я потребовала перевернуть Агафона и внимательно всмотрелась в его лицо. Очи того забегали, мозг очевидно искал способы, как можно выпутаться из сей неприятной и опасной для живота ситуации.
— Ну что, голубчик, живой меня хотел взять? — спросила я филера.
Агафон заерзал, но успокоился, когда мой сапог умостился на его животе поближе к паху. И решение пришло само собой.
— Только знаешь, я — девка горячая, люблю сверху быть.
И оседлала встрепенувшегося негодяя, умостившись на нем так, как совсем еще недавно устраивалась на Серже. Поймала взгляд, озарение опять с необычайной легкостью снизошло, представило всю картину разума Агафона. Повинуясь внезапному порыву, я достала револьвер, и Свет потек через него, усиливаясь многократно. Глаза филера расширились, ухватить нужные ниточки стало совсем просто.
Странно, на вид Агафон был вполне себе пригожим парнем, скуластое лицо на свой возраст — лет двадцать семь, франтовые усики. При этом он искренне полагал себя чуть ли не уродом, не способным привлечь внимание женщин. И еще панически боялся оказаться слабым по мужской части, быть осмеянным
Все же человеческая голова — дело темное и загадочное, никогда не угадаешь, какие мрачные тайны скрывает.
И ведь все в порядке у Агафона с этим, я через его брюки и свои юбки почувствовала, как напрягается естество помощника пристава, но ткнула в ниточку страха, и стручок подонка опал, не шелохнувшись даже в ответ на мое провокационное движение тазом на нем. Нет, лишить навсегда способности етиться мне не под силу, это Маргарита мастерица на такие шутки, но сейчас Агафон верил, что я могу это сделать, и готов был отдать свою душу во спасение своего никому не нужного достоинства.
В кабинет зашел Аракчеев, полюбовался на открывшуюся ему картину, но вдруг достал пистолет и наставил его в лицо филера.
— Граф! Вы что творите?!
[1] Пестели — выходцы из Саксонии, в Россию приехал еще прадед Павла Пестеля Вольфганг.
Глава 18
Аракчеев стоял и молчал, оружие в его руке не дрожало, словно он был статуей из мрамора в Летнем саду. Агафон начал поскуливать, и я запереживала, что он сейчас со страху напрудит себе в штаны, прямо подо мной!
— Я, графиня, хочу допросить этого мизерабля немедля. А если он откажется говорить, то пущу ему пулю в лоб.
Вот теперь точно следует срочно покинуть связанное тело, чтобы не подмочить свою репутацию. Я встала, пододвинула стул так, чтобы спиридоновский служащий оказался зажат его ножками, и уселась сверху.
— Не стоит тратить свинец и порох, Алексей Андреевич. Агафон сейчас нам все расскажет. К Вам у меня тоже будет пара вопросов, не обессудьте.
— К Вашим услугам, — с усмешкой поклонился граф.
Я снова посмотрела на пленника и ухватила нити его страхов. Но даже не пришлось стараться выпытывать, потому что Агафоша, как говаривал его начальник, «запел» соловьем.
Еще месяц назад его история привела бы меня в ужас, а сейчас я молча выслушивала признания, только задавая уточняющие вопросы. Иногда свои ставил Аракчеев, и картина складывалась препоганейшая.
Не было какого-то единого центра заговора, так получилось, что в одно время сошлись интересы сразу нескольких персон. И началось все, как это часто водится, с воровства и злоупотреблений. А именно грандиозных хищений в Сибирском генерал-губернаторстве, которым заведует Иван Борисович Пестель. Сей пост он получил очень давно и сначала рьяно взялся за дело, искореняя мздоимство по всему вверенному округу, совершил объезд владений, добравшись даже до китайской границы, но в какой-то момент, изведя крамолу против себя, притянул все узелки незаконных доходов к собственному карману. Вместе с тем генерал-губернатор понял, что пока он обитает за Уральскими горами, влияние его а Петербурге неизменно снижается, и завистники получают все больше шансов отодвинуть Ивана Борисовича от золотой жилы, коей является Сибирь. И он вернулся в столицу, оставив за собой должность, назначил своим распорядителем иркутского губернатора Трескина. А чтобы вести о злодеяниях не достигли ушей высоких сановников, Пестель подмял под себя и почтовую службу, которая вскрывала каждое письмо, уходившее на запад.