Сан Феличе Иллюстрации Е. Ганешиной
Шрифт:
Силой первой было ее местоположение. Силой второй был ее капитан или, вернее, судебный пристав Шьярпа. Он, один из тех людей, чья странная слава позднее сравнялась со славой Пронио, Маммоне, Фра Дьяволо, был в ту пору еще никому не известен.
Он занимал, как мы сказали, одну из низших должностей суда в Салерно. После того как произошла революция и была объявлена Республика, он с жаром принял новые принципы и попросил, чтобы его перевели в жандармерию.
Он, вероятно, думал, будто от судебного пристава до жандарма рукой подать и что ему для этого стоит сделать
Но на его просьбу ему не слишком осторожно ответили: «В рядах республиканцев нет места сбирам».
Быть может, и республиканцы полагали, что от судебного пристава до сбира тоже рукой подать.
Не сумев предложить свою саблю Мантонне, он предложил свой кинжал Фердинанду.
Король был менее щепетилен, чем Республика: он брал все, что шло ему в руки, ничем не брезгуя; по его мнению, он приобретал тем больше, чем меньше было терять этим его защитникам.
Итак, судьбе было угодно, чтобы Шьярпа оказался командиром небольшого отряда санфедистов, занявших Кастеллуччо.
Скипани мог без страха оставить Кастеллуччо позади себя: опасности, что контрреволюция, замкнувшаяся в одной деревне, выйдет за ее пределы, не существовало, коль скоро все окрестные селения были настроены патриотически.
Можно было обречь Кастеллуччо на голод и этим заставить ее сдаться. Было легко блокировать деревню, имевшую провизии только на три-четыре дня и враждовавшую с соседними деревнями.
Кроме того, во время блокады не составило бы труда перевезти артиллерию на холм, возвышающийся над деревней, и оттуда несколькими залпами принудить ее к сдаче.
К несчастью, жители Рокки и Альбанетты давали эти советы человеку, неспособному их понять.
Скипани был неким калабрийским Анрио: исполненный веры в себя, он думал, что сошел бы с пьедестала, на который его вознесла Республика, если бы следовал плану, исходящему не от него самого.
Он мог, кроме того, принять предложение жителей Кастеллуччо, заявивших о своей готовности присоединиться к Республике и поднять трехцветное знамя, только бы Скипани избавил их от позора, отказавшись от мысли пройти как победитель через их селение.
Наконец, можно было бы договориться с Шьярпа, покладистым человеком, предлагавшим присоединить свои войска к республиканским, лишь бы ему заплатили за это сумму, равную той, какую он терял, изменяя делу Бурбонов.
Но Скипани ответил: «Я пришел чтобы воевать, а не торговаться; я не купец, а солдат».
Зная характер Скипани, уже известный читателю, можно догадаться, что его план завладеть Кастеллуччо был вскоре приведен в исполнение.
Он приказал взобраться по тропинкам на холм, откуда вел путь в долину, где была расположена деревня.
Жители Кастеллуччо собрались в церкви, ожидая ответа на свои предложения.
Им принесли отказ Скипани.
В решениях, которые принимают люди, много значат местные обстоятельства.
Простые крестьяне, веря, что защита интересов Фердинанда действительно дело Божье, собрались в церкви для того, чтобы получить там наставление Господа.
Отказ Скипани жестоко оскорбил их веру в Бога и короля.
Среди смятения, последовавшего за полученным известием, Шьярпа взобрался на кафедру и попросил слова.
О его переговорах с республиканцами никто не знал: в глазах жителей Кастеллуччо Шьярпа оставался честным человеком.
Тишина воцарилась как по волшебству, и ему тотчас же дали слово.
Тогда он возвысил свой голос, и звук его разнесся под гулкими сводами церкви:
— Братья! Теперь перед вами только два пути: или бежать как трусы, или сражаться как герои. В первом случае я покину селение вместе с моими людьми и найду убежище в горах, а вас оставлю здесь защищать ваших жен и детей. Во втором случае я стану во главе войска и с помощью Бога, который нас слышит и видит, поведу вас к победе. Выбирайте!
В ответ на эту речь, столь простую и поэтому понятную тем, к кому он обращался, раздался единый крик:
— Война!
Кюре, стоя пред алтарем в своем священническом облачении, благословил оружие и всех, кто шел сражаться.
Шьярпа был единодушно провозглашен главнокомандующим, и ему предоставили заботу составить план сражения. Жители Кастеллуччо отдали свои жилища под его защиту и свои жизни в его распоряжение.
Наступила решающая минута. Республиканцы были всего лишь в сотне шагов от первых домов: они подошли к деревне задыхающиеся, изнеможенные, поскольку двигались ускоренным маршем, а дорога круто поднималась в гору. И здесь, прежде чем они успели опомниться, их осыпал град пуль, летящих изо всех окон, где затаился невидимый враг.
Однако если пыл защиты был велик, то и ярость атаки была ужасна. Республиканцы не склонялись перед огнем; они продолжали рваться вперед. Скипани с саблей наголо возглавлял наступление. И настал миг не борьбы — невозможно бороться с невидимым врагом, — а упорного намерения умереть. В конце концов, потеряв треть своего войска, Скипани все же был вынужден дать приказ к отступлению.
Но едва он со своими людьми отступил на десять шагов назад, как каждый дом, казалось, изверг из себя врагов, грозных, когда они были невидимы, и еще более устрашающих, когда они вышли на свет. Войско Скипани не спускалось с горы: оно просто скатилось на дно долины словно огромная человеческая лавина, толкаемая рукой смерти, оставляя на крутых склонах такое количество мертвых и раненых, что кровь, то тут, то там стекающая вниз тоненькими струйками, слилась в один ручей, как если бы она вытекала из одного источника.
Счастливы те, кто был убит наповал и упал бездыханным на поле боя! Им не пришлось претерпеть медленную и страшную смерть, какой женщины, в подобных обстоятельствах еще более жестокие, чем мужчины, предают раненых и пленных.
С ножом в руках и с развевающимися на ветру волосами, эти фурии метались по полю сражения, подобно колдуньям Лукана, и с хохотом и проклятиями увечили умирающих самым непристойным образом.
При виде этого небывалого зрелища Скипани содрогнулся, охваченный не столько ужасом, сколько яростью, но продолжал отступать со свой колонной, потерявшей более трети людей, остановившись только в Салерно.