Сан Феличе Иллюстрации Е. Ганешиной
Шрифт:
CL
НОЧЬ
(Продолжение)
Темная ночь с 13 на 14 июня опустилась на усеянный мертвыми телами берег, на обагренные кровью улицы.
Кардиналу Руффо удался его замысел: басней о веревках и о явлении святого Антония он сумел разжечь гражданскую войну в самом сердце Неаполя.
На мосту Магдалины, на побережье Портичи и Резины огонь прекратился, но на городских улицах все еще шла перестрелка.
Патриоты, которых начали убивать в их собственных домах, не захотели сложа руки ждать смерти.
Каждый вооружился, вышел на улицу и присоединился к первому же встречному отряду; на любом углу можно было натолкнуться на дозор патриотов и банду лаццарони, которые обменивались ружейными выстрелами.
Эти выстрелы, отдававшиеся эхом в Кастель Нуово, пробуждали угрызения совести в груди Сальвато; внутренний голос шептал ему, что у него есть дела поважнее, чем объясняться в любви своей подруге, когда город отдан во власть разнузданной и безжалостной черни.
К тому же на душе у него лежала тяжким грузом мысль, что он целых два часа был игрушкой в руках трех десятков лаццарони и до сих пор не смыл этого оскорбления.
Но вот вернулся Микеле. Его появление послужило для Сальвато предлогом, чтобы выйти из комнаты Луизы.
Микеле явился доложить, что сам видел, как лодка с Пальюкеллой за рулем вышла в море.
— А теперь скажи, знаешь ли ты, где расположился биваком Николино со своими гусарами? — спросил Сальвато.
— У Иммаколателлы, — отвечал Микеле.
— Где твои люди?
— Внизу. Я велел накормить их и напоить. Я неверно поступил?
— Напротив, они вполне заслужили свой обед. Но скажи, захотят ли они снова пойти с тобой?
— Я думаю, они захотят спуститься со мною в ад или подняться на луну, но при условии, что вы скажете им ободряющее словечко.
— Ну, за этим дело не станет. Пойдем!
Молодые люди вошли в нижнюю залу, где пили и ели лаццарони.
При виде своего начальника и Сальвато они дружно закричали:
— Да здравствует Микеле! Да здравствует генерал Сальвато!
— Друзья мои, — обратился к ним Сальвато. — Если собрать вас вместе всех до единого, сколько вас получится?
— Человек шестьсот-семьсот, не меньше.
— А где находятся ваши товарищи?
— Ну-у, откуда мы знаем… — ответили двое из лаццарони, кривя губы.
— Так, значит, невозможно собрать всех ваших товарищей?
— Не то, что невозможно, но трудно.
— А если за каждого человека, которого вы приведете к месту сбора, я дам по два карлино, дело покажется вам все таким же сложным?
— Нет, это бы сильно помогло!
— Ну, так вот вам для начала по два дуката на душу: это значит, каждому за десять товарищей. Вы получили деньги вперед за триста человек.
— В час добрый! Вот это разговор! За ваше здоровье, генерал!
На минуту настала тишина: каждый осушал свой стакан.
Затем они разом воскликнули:
— Приказывайте, генерал!
— Слушай меня внимательно, Микеле, и проследи, чтобы все было сделано в точности так, как я скажу.
— Будьте покойны, генерал, я не упущу ни слова.
— Пусть каждый из твоих людей, — начал Сальвато, — соберет как можно больше товарищей и возглавит составленный из них отряд. Место общего сбора — улица Пендино. Когда вы все соберетесь, пересчитайте присутствующих; если вас окажется четыреста, разделитесь на четыре отряда, если окажется шестьсот, разделитесь на шесть отрядов. На неаполитанских улицах сто человек могут сопротивляться кому угодно, а если это люди решительные, то и победить кого угодно. Когда часы на Кастель Капуано пробьют одиннадцать, выступайте, идите по улице Толедо и сокрушайте все, что встретится по пути; дайте знать, где вы находитесь, ружейными выстрелами. Как вы считаете, это не слишком трудная задача?
— Нет, это очень просто. Можно идти?
— Погодите. Нужны трое добровольцев.
Три человека выступили из рядов.
— Вам троим дается одно и то же поручение.
— Зачем же три человека там, где довольно одного?
— Затем, что двое из троих могут быть схвачены или убиты.
— Верно, — согласились лаццарони: твердая и лаконичная речь молодого человека прибавила им смелости.
— Вы трое должны любым способом, по каким угодно дорогам пробраться в монастырь святого Мартина. Там сейчас находятся шесть или семь сотен патриотов, тех самых, кого Межан не пустил в замок Сант’Эльмо. Скажите им, пусть дожидаются одиннадцати часов.
— Мы им это скажем.
— Как только они услышат ваши ружейные выстрелы, пусть спустятся в город — сопротивления они не встретят, бандиты скопились в других кварталах — и займут все переулки, по которым теснимые нашими товарищами санфедисты будут пытаться бежать в верхнюю часть Неаполя. На улице Толедо они окажутся меж двух огней. Остальное — моя забота.
— Если так, стало быть, нам не о чем беспокоиться.
— Ты хорошо меня понял, Микеле?
— Еще бы!
— А вы все поняли меня?
— Прекрасно поняли.
— Тогда за дело!
Ворота отворили, опустили подъемный мост. Три добровольца направились вверх по улице Мола, чтобы пробраться к монастырю святого Мартина, остальные разбились на две группы: одна из них исчезла в глубине улицы Медина, другая — на улице Порто.
Сальвато в одиночку двинулся по дороге к Иммаколателле.
Микеле был прав: Николино со своими гусарами разбил лагерь между Иммаколателлой и малым портом, там, где в наши дни находится таможня.