Сан Мариона

Соловьев Александр

– Но что может случиться с нами? Город уже близко!

Действительно, что может случиться с ними? Скоро они войдут в город. А через два дня уйдут дальше. Недоброе может случиться только с Дербентом, стена которого уже начала явственно вырастать над степью. И вдруг, впервые за эти четыре дня, монах заговорил. Голос его из глубины капюшона прозвучал приглушенно и надменно; он спросил на албанском языке:

– Эй ты, ответь, что это там впереди?

Вопрос был явно обращен к вожатому, и того несказанно удивило, что христианин заговорил на его родном языке: если чужеземец не знает, что виднелось в степи, значит, он не был в Албании, но если он не был, откуда же тогда знает албанский язык? Вожатый вовремя спохватился и подавил в себе вспыхнувший вопрос - молчание всегда безопаснее, тем не менее, не удержался, чтобы не похвастаться:

– Господин, это Дербентская Северная стена!
– сказал он гордо.
– Это Великая стена!

– Но если есть Северная стена, значит, существует и Южная? помолчав, спросил монах все так же глухо.

– Да, и столь же Великая! А город скрыт между ними! Высота стен пятьдесят локтей! Протяженность каждой - целый фарсах! И сложены они из огромных тесаных глыб на крепчайшем известковом растворе!
– поторопился излить свою осведомленность вожатый.
– Кроме того, на холме возле Дербента стоит крепость, и стены города смыкаются с не менее мощными стенами крепости! О, город неприступен!

– И кто же воздвиг столь дивное творение?
– спросил монах.

Вожатому показалось, что в голосе христианина промелькнула легкая насмешка, и он горячо сказал:

– Народ! Тысячи и тысячи людей... По повелению шаха Хосрова Ануширвана... [Хосров Ануширван - персидский шах из династии Сасанидов (531-579 гг.)]

– Народ!
– презрение прорвалось в голосе монаха.
– Албанский народ это трусливое стадо! Ведь вы покорились жалким персам, молитесь персидским богам, питаетесь объедками со стола персов и еще гордитесь, что на своей земле построили крепость, в которой стоит персидский гарнизон!

Монах, оказывается, был неплохо осведомлен, и это не ускользнуло от внимания пожилого албана. Вожатый подумал, что этот человек не армянин, не кахетинец, потому что те тоже под властью персов и не стали бы презрительно отзываться о народе одинаковой с ним участи, а тем более чужестранец не перс, не хазарин. Кто же он? Длинный плащ христианина из грубой черной шерсти был застегнут на правом плече пальчатой фибулой [фибула - металлическая застежка, напоминающая брошь].

– Что делать, господин, - тяжело вздохнул вожатый, - уж лучше с персами против хазар, чем одним против хазар и персов! Албания давно слаба, одной ей не устоять против двух могучих соседей...

– И какие же болезни подточили сильное некогда тело Албании?
– в надменном голосе монаха опять прозвучала насмешка.

– Войны... раздоры...
– нехотя ответил вожатый.

– Ты глуп, хоть и сед, коль утверждаешь, что войны ослабляют государство! Войны поистине можно уподобить упражнениями, укрепляющим дух и тело!
– воскликнул христианин и презрительно бросил: - Но глупому случается быть иногда проницательным. Ты, варвар, проник в суть вещей, когда обмолвился о раздорах...

– Я не обмолвился, а сказал правду, - угрюмо заметил вожатый.

– Гм, ты сумел отделить зерно истины от плевал, варвар. Теперь догадываюсь, что с Албанией произошло то же, что случилось со множеством варварских государств, не имеющих единой, всепоглащающей цели, а подчиненных единственно стихиям страстей! Гм, пожалуй, я расскажу, а ты подтвердишь, прав ли я, излагая свое мнение. Итак, вот ваша история в нескольких словах. Несомненно, что когда-то албаны жили разрозненными племенами, но стремились объединиться, чтобы противостоять внешним врагам. У вас была цель, и смысл вашего духовного существования сдерживал стихию страстей. Объединившись, вы стали сильны, но у вас были не менее сильные соседи. Поэтому вы в отношениях с соседями пребывали более в мире, нежели во вражде. Но если первая цель оказалась достигнута, то должна была возникнуть следующая - господство Албании над другими народами. Вторая цель всегда более длительна и дает государству, обладающему ею, возможность долгого существования, ибо ничто так не укрепляет чувства единства в народе, как гордое осознание собственного величия, превосходства, избранности! Примеры тому - Великая Македония, могущественный Рим. Но этой цели у вас не осталось. Тело, пребывающее в покое, слабеет, становится изнеженным, люди, пребывающие в сытости и безопасности, стремятся к удовольствиям и жизненным благам. Но во веки веков не было и не будет людей, равных по телесному здоровью, красоте, уму, способностями, храбрости, энергии. Следовательно, жизненных благ и удовольствий каждый получал столько, сколько стоил в глазах других. У людей проснулась алчность, они стали скрывать собственные недостатки, а достоинства преувеличивать, ибо гордость ни на миллиакрий [мелкая византийская монета] не уступит славы. Итак, албаны стали стремиться не к превосходству над другими народами, а к превосходству друг над другом. Печальный итог: возникла ложь в отношениях и вражда в действиях. Несомненно, дошло до того, что одни албаны стали объединяться против других албанов. Государство ослабло, и Персия покорила вас. Ну, теперь скажи, прав я или нет?

– Прав, господин. Только не все албаны оказались подвержены страстям.

– Менее подверженные - как правило, более трусливы и глупы, чем... Но хватит об этом... Скажи, почему наши глаза не радуются возделанным полям, пасущимся тучным стадам?
– удивленно спросил монах, указывая плеткой вперед, где до уже ясно различимой стены было безлюдно и пустынно, лишь молодая трава изумрудно переливалась под слабыми порывами ветра.

– Поля и стада с южной стороны, господин, а здесь опасно: почти каждую весну хазарские шайки караулят под стенами. Порой жителям некогда работать на полях, приходится обороняться. В прошлом году собрали из-за этого плохой урожай. Сейчас у людей кончился хлеб, все ждут нового урожая...

– Пути Господни неисповедимы, но милости Его безграничны даже к иноверцам... Гм, помнится, в прошлом году была большая засуха... Могли ведь и иссякнуть источники воды?

– Источники в горах...
– словоохотливо начал вожатый, и осекся, поняв, что монах задал коварный вопрос, и похолодел от мысли, что он рассказал чужестранцу о том, о чем не должен был рассказывать, и чуть было не выдал тайну.

– Царство Божие наступит только при единении людей в любви друг к другу. Только в единой вере обретете и вы рай земной - вы, поклоняющиеся Уркацилле... [Уркацилла - бог солнца] Скажи, как относятся персы к албанам?

– Я не знаю, господин! Я ничего не знаю!
– взмолился, не выдержав, вожатый, вовремя вспомнив, что мудрость не в знании, а в том, какую пользу извлекаешь из своего знания. В Семендере он поостерегся спрашивать, а сейчас надо было поостеречься отвечать, ибо в Семендере за любопытство отрубали голову, а в Дербенте за болтливость сжигали на костре.

"А ведь вы - византиец!" - чуть не вскрикнул вслух вожатый, испуганно глядя на монаха и мысленно проклиная себя за словоохотливость. Только византиец мог в разговоре упомянуть про миллиакрий и назвать албана варваром. Даже заносчивость персов не превосходила надменности византийцев.

– Повторяю тебе, варвар, что пути Господни неисповедимы!
– с явной досадой в голосе промолвил византиец, молитвенно поднял голову, осеняя себя троеперстным крестом и, обернувшись к караванщику, блеснув из-под капюшона тяжелым взглядом, загадочно произнес: - Господь, дух наш вездесущий, позволяет одним то, что не позволяет другим, и величие мыслей первых в том, что в них заложен замысел Божий, который неотвратим. Никто из жителей Содома и Гоморры не знал, что случится с ними, когда десница Божия уже была готова смести грешников с лика земли. Но можно избегнуть подобной участи. Ты понял?