Санаторий
Шрифт:
Он посмотрел затуманенным от горя взглядом на портрет родителей и закричал: – Зачем, вы меня оставили одного? Вам там хорошо! Вы вместе! А что мне теперь делать без вас? Не хочу жить! Не хочу!
Во дворе залаял его дворовый пёс по кличке Сарбоз и оторвал Сергея от горьких мыслей. Уже стемнело. В дверь с улицы кто-то громко постучал.
– Кто там? – закричал парень, выглянув из калитки.
–Это я сынок! – ответил грубый мужской голос. – Твой сосед дядя Миша. Не разбудил тебя?
– Эх, отец, отец, какой тут сон.
– Ты хоть ел что-нибудь?
– Мне кусок в горло не лезет и спать, не могу.
Сергей
– Плохо, мне отец! Очень плохо!
– Ты поплачь сынок, поплачь. А то на похоронах и поминках стоял, словно железный истукан, не уронив ни слезинки. Мы грешным делом со своей бабкой испугались за тебя и думали, что ты умом тронулся. Теперь вижу, ты отходить стал, если заплакал. Пойдём лучше, Серёженька, ко мне, выпьем немного, помянем твоих. Тебе сейчас нельзя быть одному. В одиночку тяжело с горем справляться, а на людях легче станет.
– Я не хочу.
– А ты, выпей через не хочу! Надо сынок! Поверь, моему жизненному опыту. Там моя Нюрка борща наварила, блинов и котлет нажарила. Она меня за тобой отправила и велела одному домой не возвращаться. Что ты, как девочка ломаешься – Спасибо вам за приглашение, но у меня нет аппетита.
– Я подполковник запаса! Слушай мой приказ солдат: нюни не распускай! Бегом марш на ужин! Горе твоё, конечно, большое, но жить-то надо.
– Как жить?
– Как, как? К верху, каком, вот как! Наши люди, во время и после войны многое выдержали. Взять, к примеру, моего отца. Отчаянный был рубака! Всю войну прошёл! И где? В разведке! Он там такое повидал, твой Афган в подмётки не годится. Полный кавалер орденов Славы, четыре ордена Боевого Красного Знамени, три ордена Красной Звезды и медалей штук пятнадцать всяких. Демобилизовался, приехал в своё родное село и видит, что односельчане смотрят на него и плачут, а глаза в сторону отводят. И главное – молчат. Когда к родному дому подошёл, то сразу всё понял. Нет его! Нет родного дома! Где дом стоял, огромная воронка от авиабомбы. Посбежалось, всё село. А кто остался? Одни дети, бабы и старики. Успокаивают Васю, моего отца, а он словно чумной стоит и смотрит в одну точку. Так молча до вечера и простоял. Ужасы войны его не согнули и не испугали, а от такого горя моментально поседел. Отец, мать, жена и четверо детишек малолетних. Все там в той воронке остались. Куда идти? Ни дома, ни родных. Упал он на дно той ямы и всю ночь неподвижно пролежал, проплакал. Утром встал на колени, руки кверху поднял и как зарычит на всю округу: – Люди! За что! Где же бог?
А мужик он не только боевой, но и здоровенный был. До войны с медведем боролся, на лопатки ложил и подковы гнул. Сжал кулаки и начал плетень соседский ломать.
Выбежали соседи, баба Марфа и её дочка Варя. Марфа всплеснула руками и давай кричать: – Как тебе не стыдно ирод окаянный! Сирот обижаешь! У меня муж и два сына погибли. Кто мне теперь забор сделает?
Оскудела, Серёжа, земля наша после войны на мужиков. Из всего села в живых остались только мой отец и водовоз Прохор одноногий.
Ругань старой женщины подействовала на Василия как холодный душ, остудила его горячую голову и вывела из стопора. Он понял, что не прав и попросил у бабушки прощение, потом засучил рукава и отремонтировал сломанный плетень.
Девчушка соседская к нему подошла, взяла за руку и говорит: –
Отец прижмурился и отвечает: – Это ты ли, Варька? Эх, какая невеста вымахала! Как быстро время летит! Я, когда на фронт уходил, ты же ещё в куклы игралась.
И пошёл он к моим будущим маме и бабушке. Вот как круто и неожиданно изменилась у него жизнь. Ему тогда тридцать пять лет было, а маме семнадцать. Прожили они вместе сорок лет душа в душу. А, когда мама сильно заболела, он от неё ни на шаг не отходил. Вскоре она умерла, а отец рядом с ней лёг, обнял её и мне с сестрёнками сказал: – Я не смогу жить без Вареньки. Ну, вот настал и мой последний час. Любите и понимайте друг друга. Цените каждую счастливую минуту, проведённую в кругу близких людей и почаще, говорите, что любите их. Потому что, когда кого-то из них не станет, вы горько будете жалеть, что не успели этого сделать при жизни.
Он закрыл глаза и умер. Хоронили мы родителей в один день и в одной могилке. Вот такую, Серёжа, нелёгкую и счастливую жизнь прожил мой отец. Думаешь, у меня всё гладко было? Но, я всегда вспоминал батю и боролся с превратностями судьбы! Судьба не предопределена заранее! Она благоволит терпеливым и сильным духом людям! Найдёшь себе девушку, полюбишь её, нарожаете детишек. Потихоньку горести отойдут на задний план и жизнь наладится. Что ещё для счастья нужно мужику?
– Никто мне не нужен! Что-то во мне внутри сломалось, пропал интерес к жизни и стремление. Будто выжали меня, как лимон, и выкинули на помойку.
– Ты же мужик, а причитаешь, словно баба рязанская. Выше голову, солдат, и возьми себя в руки. Живёшь, как бобыль. Ни разу не видел тебя с девушкой. В твои тридцать лет уже пора семьёй обзавестись. Моя племянница Настя такой красавицей выросла, и скажу по секрету, давно на тебя глаз положила. А, ты, не мычишь, не телишься.
– Дядь Миш! Я стеснительный насчёт женского пола, а Настенька, ты только не обижайся, не в моём вкусе.
– Я не обидчивый. За тебя дурака волнуюсь. Так и останешься один.
– Разве мало одиноких людей? Что в этом плохого?
– А что хорошего? Природу парень не обманешь. Просто, ты не встретил ещё ту единственную.
– Может, я никогда её не встречу. Да и как я узнаю, что она та единственная?
– Узнаешь. Когда увидишь её, ёкнет сердце, закружится голова и приятно загорится внизу живота. При встрече с ней запоёт твоя душа и, с которой ты уже никогда не захочешь расстаться. Мы с тобой уже битый час болтаем. Пошли, а то моя Нюрка нас заждалась.
Глава 3
На пороге соседского дома их встретила худенькая женщина около пятидесяти лет, низкого роста с добрыми, серыми глазами и тёмными, слегка тронутыми сединой, длинными волосами,
– Здорово, тётя Нюра! – поприветствовал её Сергей.
– Какая же я Нюра? Это меня сельчане так называют и ещё мой благоверный. Я – Анна Григорьевна. Ты проходи, сынок, и присаживайся, сейчас вечерять будем. Я тут уже вся извелась, как на иголках сижу и вас жду. Пошёл мой Миша к тебе и пропал. Ну, думаю, опять нализался чёрт окаянный. Он, если за порог выйдет, то моя душа не на месте. За ним следить надо, чтобы не нажрался до поросячьего визга. Но разве за вами мужиками уследишь?