Сандро из Чегема (Книга 1)
Шрифт:
Каждый раз после того, как дядя Сандро выходил на берег, очугуневший от ледяной воды, товарищ Сталин подзывал его к себе и наливал ему полную рюмку коньяку.
– Не надо, товарищ Сталин, мне не холодно, – отвечал дядя Сандро, клацая зубами, потому что ему было стыдно мокрым, в закатанных кальсонах подходить к вождю. Но тот молча манил его пальцем, и дяде Сандро ничего не оставалось, как подойти к нему и принять эту живительную рюмку.
Так продолжалось четыре или пять раз, а потом дядя Сандро забросил взрывчатку в маленький, но глубокий бочаг. Вместе с форелью всплыл огромный лосось, и все, стоявшие на берегу,
– А в чем он был одет? – спросил я.
– Вроде военной формы, – сказал дядя Сандро и поглядел на Тенгиза.
– Обыкновенный маршальский костюм, – сказал Тенгиз и, срезав тонкую длинную стружку мяса, слизнул ее с лезвия ножичка и добавил: – Только без погон.
И вот, значит, товарищ Сталин, увидев этого большого лосося, всплывшего и зацепившегося за камень, неожиданно для всех полез в воду. И тут кремлевский врач закричал:
– Товарищ Сталин, не забывайте, конец октября! Но товарищ Сталин, не оборачиваясь, махнул ему своей левой, усыхающей рукой, и продолжал входить в воду.
Тут начальник кремлевской охраны закричал:
– Товарищ Сталин, я вам категорически запрещаю! Товарищ Сталин и ему дал отмашку своей усыхающей рукой и пошел глубже, стараясь не набрать воду в сапоги. Пока он шел по мелководью. А его личный секретарь Поскребышев в это время бегал по берегу, как курица, которая высидела утенка, и все кудахтал:
– Я буду жаловаться в Политбюро! Я буду жаловаться в Политбюро!
Тут товарищ Сталин нагнулся и вытянул руку, чтобы достать лосося, который зацепился за камень у маленького переката. Но рука его не дотянулась, он сделал еще один шаг и набрал воду в сапог. Тогда он махнул в последний раз своей усыхающей рукой, мол, незачем кричать, когда я набрал уже полный сапог воды, сделал еще один шаг и, промокнув до самых карманов маршальского галифе, ухватил лосося, приподнял его, повернулся и, с улыбкой держа его на руках, ну, совсем как на портрете девочку Мамлакат, вытащил его из воды и отдал подбежавшим людям.
…В этом месте дядя Сандро был вынужден приостановить свой рассказ, потому что некоторые из гостей решительно забыли, о какой Мамлакат он говорит, тогда как другие, наоборот, стали говорить, что хорошо помнят эту фотографию маленькой сборщицы хлопка, обнимающей товарища Сталина, потому что перед войной эта фотография в сильно увеличенном виде повсюду висела.
Тут некоторые из слушателей, поняв что к чему, вспомнили свою давнюю обиду на товарища Сталина, что он тогда взял на руки эту совсем даже не красивую среднеазиатскую девочку, тогда как мог взять на руки какую-нибудь из наших маленьких сборщиц чая, хорошеньких, как куколки. Но почему-то не захотел. Другие тут же вступили с ними в спор, оправдывая вождя тем, что тогда для политики надо было взять на руки именно среднеазиатскую девочку, чтобы индусы это заметили и подумали о себе.
Дядя Сандро снисходительно выслушал все эти точки зрения и продолжал свой рассказ.
– Одним словом, – продолжал он, – не успел Большеусый выйти на берег, как к нему бросились Поскребышев, кремлевский врач и начальник охраны, неся на руках полотенце, запасные кальсоны, запасные галифе, сапоги и всякую мелочь из одежды, которую не упомнишь.
Они окружили его и увели к машине, а дядя Сандро взял свои брюки, носки и туфли и пошел вверх по течению, где метрах в пятидесяти виднелись заросли ежевики.
Он зашел в эти заросли, снял кальсоны и начал их выжимать, как вдруг услышал, что в глубине кустов что-то шевельнулось. Дядя Сандро испугался, думая, что это может быть шальной медведь и ему придется бежать от него в голом виде, что было бы для него как для абхазца большим позором.
– Хейт! – крикнул он, думая, что, если это птица – вспорхнет, а если зверь – выбежит.
– Не бойся, охрана! – вдруг раздался голос в кустах.
Тут дяде Сандро стало опять не по себе, потому что ему, как абхазцу, было очень стыдно показываться в голом виде даже перед охранником. Он повернулся спиной на этот голос и, удивляясь про себя, сколько их повсюду понатыкано, стал надевать свои влажные кальсоны. Только просунул ногу в штанину, как раздались шаги со стороны привала. Кто-то подошел к кустам и остановился.
– Где здесь товарищ Сандро? – спросил голос.
– Да вы что, с ума посходили, – крикнул дядя Сандро, – дайте человеку одеться!
– Вам кальсоны в подарок от товарища Сталина, – сказал человек, и дядя Сандро, вынув ногу, вдетую в кальсоны, и прикрывшись ими же, выглянул из-за кустов. Там стоял молодой парень из охраны и держал в руке шерстяные кальсоны серого цвета.
– Сталинские? – спросил дядя Сандро.
– Да, – сказал охранник, – можете надевать. Дядя Сандро взял в руки кальсоны, подивился их пушиной легкости и, забыв поблагодарить удалившегося охранника, стал их надевать, чувствуя необыкновенную легкость и теплоту шерсти.
– Можете думать, что хотите, но в эту минуту решилась судьба абхазцев, – вдруг сказал дядя Сандро и оглядел притихшие столы.
Тенгиз усмехнулся и, не подымая головы, продолжал работать над своей костью.
– Это еще чего? – спросил Тенгиз из своего угла.
– А вы знаете, что в это время готовые эшелоны стояли в Эшерах и в Келасури? – спросил дядя Сандро.
– Знаем, – сказал молодой завмаг, – когда я слушал дело Рухадзе…
– При чем тут дело Рухадзе? – поднял Тенгиз голову над своей костью и строго посмотрел на завмага.
Завмаг смущенно замолк. Он был один из соседей дяди Сандро, и магазин, в котором он работал, находился прямо у выезда на шоссе под холмом, где жил дядя Сандро. После ареста Берии, когда в Тбилиси проходил процесс над начальником НКВД Грузии, он, будучи в Тбилиси, попал на один день в театр, где проходил процесс. Видно, друзья по блату устроили ему однодневный пропуск. С тех пор он к месту и не к месту вспоминал об этом.
– Эшелоны стояли в Очемчирах и в Тамышах, – добавил кто-то.
– Вы знаете, конечно, что нас собирались выселить из Абхазии, как выселили многие другие народы? – сказал дядя Сандро, важно оглядывая столы.
– Говорят, правда, – раздалось со всех сторон.
– Тенгиз должен знать, – сказал один из гостей, – он же тогда в системе работал.
– Во-первых, не знаю, – сказал Тенгиз, подымая голову и многозначительно оглядывая столы, – а, во-вторых, даже если бы и знал, не имел бы права говорить.
– Ты смотри как строго! – удивился кто-то.
– Тенгиз, – раздалось с другого конца стола, – я не пойму, ты в системе находишься или вышел из системы?
– Я давно уже вышел из системы. Я в автоинспекции, – ответил Тенгиз.