Сандро из Чегема. Трилогия
Шрифт:
– Легкий ты человек! – сказал Джамхух.
– Оттого-то и хожу в жерновах, – не совсем впопад ответил ему Скороход, продолжая смазывать бараньим жиром отверстия своих жерновов.
– Лучше я расскажу о той… – охотно начал Объедало, но тут его перебил Опивало.
– Сын Оленя! – взмолился он. – Если Объедало скажет сейчас о той, на шее которой он хотел бы быть повешенным, я уйду от вас или огрею его головешкой! Выбирайте одно из двух!
– Ладно, – сказал Сын Оленя, – он обещает нам не говорить так.
– А он уже все сказал, – примирительно вставил Объедало. – Ну так вот, – продолжал он после небольшой остановки, – моя жена, то есть та… Ну, которая моя жена, очень хорошая женщина. Мы с ней живем уже десять лет и нажили пятерых детей, по которым я уже скучаю… Не говоря о той, на шее которой…
– Джамхух, он опять! – вскричал Опивало.
– …висят бусы, – продолжил Объедало, очень довольный, что перехитрил Опивало, – которым, значит, бусам, я сейчас завидую. Мы живем дружно, мирно, она все умеет делать по хозяйству. Иногда, если она и завозится в огороде или с детьми… Ну да, копуша она у меня… Так вот, если она завозится и не успеет приготовить ужин, то кричит мне: «Объедало, я тебе не успела ужин приготовить! Возьми в кухне соли и перцу и накопай себе за домом свежей земли». Я иду на выгон, окапываю большой цельный кусок дерна, густо солю его, густо перчу и съедаю. А в это время дети мои кружатся вокруг меня, хохочут и кричат: «Папа-землеед! Папа-землеед!» А в остальном у меня все как у людей. Одним словом, я очень доволен той…
– Опять начинаешь? – вздрогнул Опивало.
– Я очень доволен той, – твердо продолжал Объедало, – на шее которой…
– Сын Оленя! – закричал Опивало.
– …на шее которой бусы… сердоликовые, – закончил Объедало, обрадованный тем, что сумел подразнить Опивало.
– Спасибо, Объедало, – сказал Джамхух, – мне очень понравилась твоя семейная жизнь. А теперь ты, Опивало, расскажи о своей.
– Хорошо, – согласился Опивало, и кадык у него так и заходил от воспоминаний о семейной жизни. – Я, конечно, человек пьющий, что следует из самого моего имени. То есть я пью, следуя за своим именем. Скорее дятел…
– Джамхух, умоляю, останови его! – вскричал Объедало. – Если он сейчас начнет про дятла, который умрет от сотрясения мозга, я так его трахну вот этой головешкой по голове, что он сам умрет от сотрясения мозга! А перед смертью у него столько искр посыплется из глаз, что они затмят звездное небо, не говоря об искрах, которые посыплются из головешки.
При этих словах Объедалы все посмотрели на головешку, потом на голову Опивалы, а потом на небо, как бы стараясь представить, может ли из глаз Опивалы и из головешки высыпаться столько искр, чтобы они затмили звездное небо. Пожалуй, может, решили все, в том числе и сам Опивало.
– Успокойся, Объедало, – сказал Джамхух, – будем надеяться, что Опивало, как и его знаменитый дятел, обойдется без сотрясения мозга.
– Ну так вот, – снова начал Опивало, – можно было бы сказать, дятел…
– Джамхух, он опять за свое! – закричал Объедало.
– Можно было бы сказать, дятел, – упрямо продолжал Опивало, – от стукотни спятил, если б на меня, великого Опивалу, нашли Перепивалу! Но стукач-дятел пока еще не спятил! У меня семейная жизнь тоже неплохая. Детей у меня всего трое, тут Объедало меня обскакал. А почему? А потому что я. Опивало, великий тамада и меня все наше село приглашает в гости, чтобы я перепивал чужаков. Что я и делаю. А пиршества, как у нас водится, затягиваются далеко за полночь, и у меня редко остается время на семейную жизнь, за что меня жена, конечно, ругает. Она мне говорит, что я целую ночь пью, а целый день дрыхну.
– Выходит, ты дармоед?! – завопил Объедало. – Кто же смотрит за твоим полем и за твоим скотом?
– Соседи, – неохотно признался Опивало и добавил: – По-моему, лучше быть дармоедом, как я, чем землеедом, как ты.
– Нет, – вскричал Объедало, – дармоедом быть намного хуже! Правда, Джамхух?
– Конечно, – согласился Джамхух, – дармоедом быть очень плохо.
– Да-а? – язвительно сказал Опивало. – А засухи?
– Что засухи? – изумился Объедало.
– Кто в засухи, – спросил Опивало, – выпивает полручья, а потом ходит по всем полям нашей деревни и опрыскивает их, при этом, учтите, ртом?
– Это совсем другое дело, – сказал Джамхух, – ты просто народный герой.
– Да, – скромно согласился Опивало, – народ так и говорит обо мне… иногда. А жена ругает за то, что я так много вина пью. Но в остальном мы живем хорошо. Иногда в солнечный день я напиваюсь чистой родниковой воды, прихожу к своим детям и выбрызгиваю эту воду прямо в небо. Разумеется, ртом. Если не с первого раза, так со второго или третьего получается великолепная радуга, и детки кружатся вокруг меня и визжат от восторга. И я говорю своим деткам, показывая на радугу: «Рады **дуге?» – «Рады радуге! – кричат мои детки. – Папа, еще раз рыгни и радугни!» И я, конечно, радугую, пока хватает воды. Вот так и живем мы с женой и детьми.
– Хорошо живете, – порадовался за друзей Джамхух, – я бы мечтал о такой жизни!
– Да ты будешь жить еще лучше, – вскричали друзья Джамхуха, – ты ведь самый мудрый человек Абхазии!
– Право, не знаю, – сказал Джамхух. – Я так волнуюсь перед встречей с золотоволосой Гундой. Ведь я грохнулся на пол только от взгляда на ее портрет! Что же будет, когда я ее увижу живой?
Друзья успокоили Джамхуха и легли спать перед догорающим костром. Джамхух долго лежал, глядя на огромное звездное небо и чувствуя в груди сладостную грусть.
На следующий день они отправились дальше и долго шли сквозь буковый лес. Вдруг на небольшой прогалине увидели они человека, который лежал, приложив ухо к земле и внимательно прислушиваясь к чему-то.
– Ты чего? – спросил Опивало.
Но человек только замахал рукой, чтобы ему не мешали. Друзья некоторое время следили за ним, а потом человек встал, отряхнул одежду и проговорил, улыбаясь:
– Огласили наказание.
– Какое наказание? – удивились друзья.
– Потеха, – снова блаженно улыбаясь, сказал человек. – Два муравья поспорили в муравейнике. Один сказал, что эту дохлую однокрылую осу притащил в муравейник он. Другой сказал, что он. Первый говорит: «Как же ты, если у нее оторвалось крыло, именно когда я ее тащил». Тогда второй говорит: «Хорошо, назови место, где у нее оторвалось крыло». Первый говорит: «Места не помню, но помню, что у нее оторвалось крыло, когда именно я ее тащил». Тогда второй говорит: «Зато я хорошо помню место, где оторвалось у нее крыло». Муравьиный вождь послал гонца на это место, и тот в самом деле притащил осиное крыло. Ученые муравьи приладили крыло к дохлой осе и признали, что это крыло от этой осы. Первый муравей был посрамлен и признал, что присвоил чужую добычу. Муравьиный вождь в наказание за присвоение чужого труда присудил лгунишку к тяжелым работам по расчленению и переноске в муравейник трех трупов майских жуков. Вот какие дела случаются в муравейнике.
– Надо же, – удивился Джамхух, – я в двух шагах не могу различить шепот людей, а ты слышишь спор муравьев под землей.
– На то меня и зовут Слухачом, – сказал Слухач. – Но что я! Вот если бы вы знали…
– Знаем, знаем, – перебил его Джамхух.
– Что знаете? – спросил Слухач.
– Знаем, что ты хочешь сказать о мудрости Джамхуха – Сына Оленя, – сказал Объедало.
– Как ты догадался?! – поразился Слухач и вдруг, внимательно вглядываясь в Объедалу, воскликнул: – Разрази меня молния, если ты сам не есть Джамхух – Сын Оленя! Кто бы еще мог угадать мои мысли!