Санин (сборник)
Шрифт:
Но он сам смутился своей мысли и постарался забыть ее.
Из обеих линеек посыпались перекрестные остроты и приветствия. Новиков, дурачась, соскочил со своей линейки и побежал по траве возле Лиды. Между ними как-то установилось молчаливое соглашение преувеличенно выказывать дружбу. И оба были чересчур шутливы и дружески дерзки.
Все больше выясняясь и вырастая, показалась гора, на которой блестели главы и белели стены монастыря. Вся гора была покрыта рощей и казалась курчавой от зеленых верхушек дубов. Те же дубы росли на островах и
Лошади, свернув с накатанной дороги, покатили по мягкой и сочной луговой траве, низко пригибая ее колесами и мягко чавкая копытами по сырой земле. Запахло водою и дубовым лесом.
В условленном месте, на особенно всем нравящейся лужайке, на траве и на разостланных ковриках, уже ожидали раньше приехавшие студент и две барышни в малороссийских костюмах, которые со смехом готовили чай и закуску.
Лошади, фыркая и помахивая хвостами от мух, остановились, и все приехавшие, оживленные дорогой, воздухом и запахом воды и леса, разом высыпали из обеих линеек.
Ляля стала звонко целоваться с двумя готовившими чай барышнями. Лида поздоровалась сдержанно и представила им своего брата и Юрия Сварожича. Барышни смотрели на них с молодым тайным любопытством.
– Да вы и между собой, кажется, незнакомы, – вдруг спохватилась Лида. – Это мой брат, Владимир Петрович, а это – Юрий Николаевич Сварожич.
Санин, улыбаясь, мягко и сильно пожал руку Юрию, который не обратил на него никакого внимания. Санину был интересен всякий человек, и он любил встречаться с новыми людьми, а Юрий был убежден, что интересных людей мало, и потому всегда был равнодушен к новым знакомствам.
Иванов уже немного знал Санина, и то, что он о нем слышал, ему понравилось. Он с любопытством посмотрел на Санина и первый подошел и заговорил с ним. Семенов равнодушно подал ему руку.
– Ну, теперь можно и веселиться! – закричала Ляля. – Со скучными обязанностями покончено!
Сначала всем было неловко, потому что многие видели друг друга в первый раз. Когда же стали закусывать и мужчины выпили по нескольку рюмок водки, а женщины – вина, неловкость исчезла, и стало весело. Много пили, смеялись, острили – и иногда очень удачно, – бегали взапуски и лазили по горе. Лес был так зелен и красив, везде было так тихо, светло и ярко, что ни у кого не осталось на душе ничего темного, заботного и злого.
– Вот, – сказал запыхавшийся Рязанцев, – если бы люди побольше так прыгали и бегали, девяти десятых болезней не было бы!
– И пороков тоже, – сказала Ляля.
– Ну, пороков в человеке всегда будет предостаточно, – заметил Иванов, и хотя то, что он сказал, никому не показалось особенно метким и остроумным, смеялись все искренно.
Пока пили чай, солнце стало садиться, и река стала золотой, а между деревьями потянулись длинные косые стрелы красноватого света.
– Ну, господа, на лодки! – крикнула Лида и первая, высоко подобрав платье, пустилась бегом к берегу. – Кто скорее!
И кто бегом, кто более солидно, все потянулись за ней и с хохотом и шалостями стали рассаживаться в большой, пестро раскрашенной лодке.
– Отчаливай! – молодым бесшабашным голосом крикнула Лида.
И лодка легко скользнула от берега, оставляя за собой широкие полосы, плавно расходящиеся к обоим берегам.
– Юрий Николаевич, что же вы молчите? – спросила Лида Сварожича.
– Говорить нечего, – улыбнулся Юрий.
– Неужели? – протянула Лида, закидывая голову и чувствуя, что все мужчины ею любуются.
– Юрий Николаевич не любит болтать по пустякам, – начал Семенов, – и ему…
– А, ему надо серьезную тему? – перебила Лида.
– Смотрите, вот серьезная тема! – закричал Зарудин, показывая на берег.
Там, под обрывом, между узловатыми корнями старого покосившегося дуба, чернела узкая и угрюмая дыра, заросшая бурьяном.
– Это что же? – спросил Шафров, который был родом из других мест.
– Пещера здесь, – ответил Иванов.
– Какая пещера?
– А черт ее знает… Говорят, что здесь когда-то была фабрика фальшивых монетчиков. Их всех, как водится, переловили… Ужасно скверно, что это «так водится», – вставил Иванов.
– А то ты бы сейчас фабрику фальшивых двугривенных открыл? – спросил Новиков.
– Зачем?.. Целко-овых, друг, целковых!
– Гм… – произнес Зарудин и слегка пожал плечами. Ему не нравился Иванов, и шуток его он не понимал.
– Да… Ну, переловили, а пещеру забросили. Она завалилась, и теперь туда никто не ходит. Когда я был еще младенцем, я лазил туда. Там довольно интересно.
– Еще бы не интересно! – закричала Лида. – Виктор Сергеевич, пойдите туда… Вы храбрый!
У нее был странный тон, точно теперь, при людях и при свете, она хотела издеваться и мстить Зарудину за то странное и жуткое обаяние, которое производил он на нее вечером, наедине.
– Зачем? – недоумевая, спросил Зарудин.
– Я пойду, – вызвался Юрий и покраснел, испугавшись, что подумают, будто он рисуется.
– Дело – хорошее! – одобрил Иванов.
– Может, и ты пойдешь? – спросил Новиков.
– Нет, я лучше тут посижу. Все засмеялись.
Лодка пристала к берегу, и черная дыра сквозила теперь над самой головой.
– Юрий, не делай, пожалуйста, глупостей, – приставала к брату Ляля. – Ей-богу, глупости!
– Конечно, глупости, – шутя, соглашался Юрий. – Семенов, передайте мне свечу.
– А где я ее возьму?
– Да сзади вас, в корзине!
Семенов флегматично достал из корзины свечу.
– Вы в самом деле пойдете? – спросила одна из барышень, высокая, красивая, с полной грудью девушка, которую Ляля называла Зиной и фамилия которой была Карсавина.
– Конечно, отчего же нет? – притворяясь равнодушным, возразил Юрий и сам припомнил, как таким же равнодушным старался он быть во время опасных партийных похождений. Это воспоминание почему-то было ему неприятно.