Санитар

Гриньков Владимир Васильевич

В комнате наткнулся взглядом на портрет улыбающегося Самсонова. Сейчас Самсонов лежал в пластиковом мешке. В мешке душно, как на Канарах летом. Или на Канарах не душно? Бедняга Самсонов, ему никогда этого не узнать уже.

Паша поужинал, включил телевизор, и почти сразу же раздался звонок. Вертя бездумно нож в руке, Паша подошел к двери, взглянул в «глазок» и отшатнулся – за дверью стоял милиционер. Барсуков вбежал в комнату, заметался, но опять позвонили,

и он замер – на мгновение, – швырнул нож под диван, сорвал со стены фото самсоновское и уже знал, что откроет дверь, не посмеет не открыть, хотя и трясся от охватившего его страха.

К его удивлению, милиционер на него не бросился, когда дверь открылась, а остался стоять на лестнице, за порогом, и только спросил негромким голосом, в котором читалась усталость:

– К вам можно?

Паша отступил в глубь коридора, милиционер переступил порог и только после этого поздоровался:

– Здравствуйте.

– Здравствуйте, – нашел в себе силы Паша, но чувствовал уже, что умирает.

– Вы – Барсуков?

– Да.

– Я с вами хотел поговорить.

– Проходите.

Паша почти автоматически все делал сейчас. Милиционера повел не в комнату, а на кухню, потому что в комнате – об этом он все время помнил – под диваном лежал нож. Тот самый.

– Вы об убийстве в вашем доме слышали?

Милиционер, задавая вопрос, в глаза Паше не смотрел, потому что в этот момент опускался на табурет.

– Мне сосед сказал.

– Знаете, значит?

– Без подробностей.

– Погибший – ваш друг?

– Почему же – друг?

– Значит – не друг?

– Не друг.

– А соседи сказали…

– Какие соседи? – спросил поспешно Паша.

– Ваши соседи, – обернул к нему свое усталое лицо милиционер. – Они сказали, что вы дружны были с погибшим.

– Нет!

Милиционер смотрел на Пашу внимательно и казался несколько удивленным.

– Мы в детстве дружили.

Ах, как плохо он сказал. В детстве дружили, а сейчас – нет. Поссорились? А почему? Так ниточка и потянется.

– А потом рассорились? – спросил милиционер.

– Нет, – сказал Паша, внешне оставаясь спокойным. – Просто во взрослой жизни – свои заботы. Вы согласны?

– Пожалуй.

Хороший ход! Чуть-чуть укрепить надо свои позиции.

– Поэтому, хотя мы и довольно часто встречались, целые дни вместе, как в детстве, уже проводить не могли, – позволил себе улыбнуться, но только слегка.

– Встречались – как? – Милиционер посмотрел на Барсукова и выразительно щелкнул себя по кадыку.

– Не обязательно.

Да, именно так надо сказать – «не обязательно». Вроде – да, а вроде и нет.

– На улице, возле дома, встречались иногда. Идешь после работы…

– Он легко шел на контакт? Всегда останавливался, разговаривал?

– Конечно.

Черта с два! В последнее время даже не всегда здоровался.

– И о чем говорили?

– Кто?

– Ну вы с ним.

– А, мы.

Паша задумался, голову повернул и едва не вздрогнул, а сердце сжалось. Отсюда, из кухни, была часть комнаты видна, диван, а под диваном, в пыли, лежал нож. Милиционер сидел спиной к двери, но, когда он повернется, нож увидит, конечно.

– Так о чем говорили? – спросил милиционер.

– А?! – вздрогнул Паша.

Он потерял нить разговора. Пара секунд у него была на то, чтобы решить, как дальше поступать.

– Жалко его, – пробормотал. – Росли вместе.

Со стороны его растерянность выглядела как скорбь.

– Вы на вопрос не ответили, – устало, но настойчиво повторил милиционер. – О чем с Самсоновым разговаривали?

– Так, чепуха всякая. «Привет!» – вот и весь разговор.

– О делах говорили?

– О каких?

– О его, о ваших.

– Почти никогда.

– Почему? – озаботился милиционер.

– Я – грузчик, он – фирмач. Какие могут быть точки соприкосновения?

– У него были враги?

– Я же говорю…

– Я не о работе. Здесь, в вашем районе, были? – Барсуков пожал плечами.

– Он вообще конфликтный?

– Самсонов?

– Да. Самсонов.

– Особенно с окружающими не церемонился.

– Что вы имеете в виду?

– Он как бульдозер. Есть цель – и он прет к ней напролом, по пути давит все.

– И в последнее время?

– Да.

– Несколько примеров, если можно.

– Н-не знаю, – сказал Паша неуверенно. – Я и не вспомню сейчас ничего конкретного. Просто бывает такое ощущение от человека. Он еще вроде и не сделал ничего, а чувствуешь, что – бульдозер.

– И лучше отойти в сторону, – подсказал милиционер.

– И лучше отойти.

– Но некоторые не отходят.

– Не отходят, – согласился спокойно Паша.

Он поднялся со своего места и прикрыл дверь, ведущую в комнату. Теперь нож под диваном не был виден.

– Соседи обижались на Самсонова?

– За что?

– Ну мало ли.

– Не замечал.

– А завидовали? Жил он широко, кажется.

– Не знаю, – равнодушно пожал плечами Паша. – В чужую душу не заглянешь.