Санитарная рубка
Шрифт:
Годы стекали, не задерживаясь, как вода в Оби. Дети взрослели, Илья с Надеждой старели. Изредка, когда отпуска совпадали, младшие Богатыревы собирались вместе, и Илья непременно пенял старшему сыну:
— Я же говорил тебе — летчиком будь. А ты стишки писать взялся! Разве это дело для мужика?!
Тоненькие книжки, которые дарил родителям Алексей, хранились на отдельной полочке на этажерке, но читала их только Надежда и частенько плакала, а Илья лишь недоуменно крутил головой, в которой никак не могло уместиться искреннее удивление — неужели за это баловство еще и деньги платят?
Умер старший Богатырев из-за пустякового аппендицита, потому что в райбольнице к тому времени, когда зарплату врачам стали платить через пень-колоду, уволился последний хирург. Пока из соседнего райцентра вызвали другого хирурга, пока тот приехал, было уже поздно… Надежда пережила его всего на полтора года. После похорон Светлана с мужем переехали в родительский дом, потому что в однокомнатной квартирке, которую она получила от швейной фабрики, стало тесно с родившейся дочкой Катей.
5
Все это вспоминалось Богатыреву, скользило в сознании, как цветные картинки со звуком, но он никак не мог сложить их в одно целое и найти потаенный смысл. За трое последних суток, прошедших в суете и муторных хождениях в милицию, в больницу, в морг, он будто отупел, а весь мир сейчас сузился до размеров кузова, посредине которого лежала истертая ковровая дорожка, а на ней стоял гроб.
Богатырев вез хоронить Алексея в родной Первомайск.
Под вечер, когда миновали пост ГАИ на выезде из города и когда новый, еще не разбитый ГАЗ-66, накрытый брезентовым тентом, набрал скорость на трассе, стал накрапывать редкий несмелый дождик. За дальними колками лениво, будто спросонья, рокотнул гром. Притих на короткое время и заворочался снова. По темно-синему небесному склону искристыми трещинами зазмеились молнии.
«Хоть бы гроза шарахнула, — думал Богатырев. — Чтоб земля вздрогнула…» Ему хотелось разрядки и выхода из отупелого состояния, в которое он впал, словно после контузии, все зыбко, неустойчиво и нет никакой крепи.
Следователь в райотделе милиции торопливо глотал чай, курил беспрерывно, то и дело хватал телефон, отвечая на звонки, и одновременно успевал еще втолковывать: факта насильственной смерти нет, вскрытие показало, что Богатырев А. И. умер от острой сердечной недостаточности, пребывания посторонних лиц в квартире не обнаружено, а на оторванной вешалке и на других вещах отпечатки пальцев самого хозяина, следов взлома на дверном замке также не обнаружено. По всем статьям выходит — сердечко не выдержало. Вот и справка имеется от патологоанатома.
Но Богатырев, терпеливо выслушав следователя, не поверил ему. Не верил и сейчас. В последние годы он досыта насмотрелся самых разных смертей, начинал уже привыкать к ним, но эта — смерть Алексея, казалась ему неестественной и дикой.
Молнии по темно-синему пологу змеились все чаще, забираясь в саму серединную высоту. Следом за ними, раскалывая все еще сухой воздух, карабкался гром. Скоро он оглушительно стал лопаться прямо над головой. И, наконец, дождавшись своего мига, упруго встал стеной дождь-проливень. Даже через брезент, найдя щелку, густо прорывались крупные капли.
ГАЗ-66 остановился, до Богатырева донесся голос водителя:
— Николай, гляди, тут черт ногу сломит! Ехать?
Откинув брезент, Богатырев выглянул из кузова. Трасса, которая вела до райцентра Первомайска, была закрыта. Терриконами высились на ней огромные кучи щебенки, неизвестно когда завезенной и, похоже, позабытой. Старый, разбитый асфальт расковыряли, нагромоздили из черных обломков целый бруствер и тоже бросили. Пусто. Одиноко мокнул под дождем дощатый вагончик со спущенными колесами. Справа — объездная проселочная дорога, усеянная непросохшими лужами и закисавшая грязью прямо на глазах.
— Давай по объездной! — скомандовал Богатырев.
— А сколько до Первомайска осталось?
— Километров десять!
— Тогда терпи! Не успеем проскочить, без трактора не добраться! Автострада, едрит-твою в кочерыжку!
Мотор взревел, и ГАЗ-66, пробивая тупым носом поток дождя, рванулся вперед, по-заячьи петляя между глубоких ухабов и луж.
Тряхнуло раз, другой, гроб потащило сначала вперед, затем к правому борту, к левому, на очередном подскоке он едва не встал на ребро и, если бы не железные застежки, крышка бы соскочила. «Держись, братка, держись!» — Богатырев навалился сверху на гроб, придавливал его к днищу кузова изо всех сил и чувствовал сквозь дерево, как под ним глухо билось охолодевшее тело Алексея, словно просилось выпустить его в этот грохочущий мир, заливаемый небесной водой.
6
Проскочить до Первомайска не успели.
Километра за три до райцентра водитель зевнул, и ГАЗ-66 по раскисшему суглинку юзом ушел в низину, где и сел. Плотно, на самое брюхо. Быстро наползли сумерки, сгустилась ночь, а гроза и не думала прекращаться. В темноте она буйствовала совсем остервенело, разрывая на куски небо и бросая вниз такой грохот, что вздрагивала земля.
Богатырев выбрался из кузова, дошел, черпая туфлями холодную грязь, до кабины и влез в нее мокрый, словно его окатили из ведра. Водитель, положив голову на баранку, сидел с закрытыми глазами и шумно дышал. Отдышавшись, достал сигареты, угостил Богатырева и нервно хохотнул:
— Автострада, я вам доложу, явно не цивилизованная. Думал, что кувыркнемся, вот было бы приключенье… Чего дальше делать, Николай? Ночевать?
— Погоди, покурю, пойду за трактором. А ты здесь подожди. Совсем немного осталось, недалеко, я мигом.
— Не, мы с твоей хозяйкой так не договаривались. За привоз оплачено, а сторожем к покойнику я не нанимался. Да и не в башлях дело, боюсь, если честно…
— Живых надо бояться, — усмехнулся Богатырев. А мертвые люди тихие, смирные…
— Может, и так, — замялся водитель. — Только… Не могу, Николай, уволь. До утра переждем, рассветет, тогда иди.
— Ладно, на нет, как говорится, и суда нет. Отдыхай. — Богатырев открыл дверцу и спрыгнул из кабины прямо в грязь.
— Ты куда? Сиди здесь!
— Нельзя. Нельзя покойного одного оставлять.
— Я и не знал. Приключенье…
В кузове Богатырев разулся, выгреб из туфель грязь, стащил носки и вытер босые ноги о ковровую дорожку. Было зябко, он плотнее запахивал мокрую куртку, но она почти не грела. Передергивал плечами, чувствовал, как по телу рассыпаются гусиные пупырышки, прислушивался к грохоту грома и шуму дождя, гадал — когда они закончатся?