Санитарный день
Шрифт:
— Я бы сделала, но я не знаю столько, сколько знаете вы, к сожалению, — вздохнула Лийга.
— Что и требовалось доказать. Может, оно и к лучшему, — заметил Скрипач.
Тела сдавали ужасающе быстро, и если на начальной стадии терпеть происходящее было возможно без особенных проблем, сейчас — это становилось порой просто невыносимо. Ит с ужасом ощущал, что силы уходят всё быстрее и быстрее, а препараты перестают работать, поэтому приходилось постоянно, буквально ежедневно, поднимать дозы. На такие мелочи, как ихтиоз, они уже не обращали внимания, потому что на сцену вышли главные игроки, такие, как асинхронизация работы малого и большого сердец, имевшая, как следствие, отёки и спазмы сосудов, взбесившиеся надпочечники,
— Кошмар, — говорил Скрипач, когда в очередной раз за день ложился отдохнуть. — Эта беспомощность просто убивает, причем хуже, чем сами болячки. Слушай, надо ставить порты, не дай мироздание, одновременно свалимся, хоть девчонки помогут.
— Завтра поставим, — ответил тогда Ит. — И укладку с инструкцией сделаем, чтобы ничего не нужно было искать.
Спали они теперь по очереди, один спит, другой стережет, да и спать получалось только урывками — слишком много работы приходилось делать. Для того чтобы никто ничего не подснял, техникой не пользовались — быстро записывали всё на бумаге, показывали Лийге, которая тут же снимала нужную информацию, а потом бумагу сжигали, тут же, в ванной или на кухне, над раковиной. Часть информации передавали на потоке, благо, что Лийга хорошо этот метод знала, и умела им пользоваться, но часть выкладок нужно было систематизировать до передачи, и вот для такой простейшей систематизации бумага иногда и требовалась. Хорошо, что не всегда.
— Доказывайте, — говорила Лийга. — Доказывайте всё, обязательно. Одной теории недостаточно, нужны живые примеры, обоснования, практика. У него не было этой практики, у него нет примеров.
— Каких? — спрашивала Дана.
— Семья. Дети. Друзья. Он Бард, да, безусловно, но он, не смотря на то, что вроде бы старше, пережил на несколько порядков меньше, чем вы, — объясняла Лийга. — Одно из глобальных доказательств самого Стрелка — это ваша жизнь, но она же должна стать доказательством того, что Стрелок отнюдь не идеален. Не думайте о том, что сказал кому-то он. Думайте о том, что нужно сейчас сказать вам. О чём сказать, и о чём попросить.
Глава 21
В мире теней
— Дана, первый номер — это первый, — терпеливо объяснял Ит. — Да, правильно. Бери, и делай «тюк» иголкой в любую часть тела. Рука, нога, всё равно. Положение кисти, как будто ты бросаешь дротик. Точно так же, как тогда, когда тренировались.
— Но тебе же будет больно, — с сомнением в голосе произнесла Дана. Она стояла, держа в правой руке шприц, а в левой спиртовую салфетку.
— Это не больно, не переживай, — Ит улыбнулся. — Вот рука, и вот сюда. Можно сперва протереть, а затем — как на апельсине. Тюк, и всё. Движение быстрое. Помнишь? Молодец. А теперь медленно жми на плунжер. Ну, не настолько медленно, можно побыстрее. Ага, правильно. Вот и всё. И чего тут бояться?
— Тебе точно не больно? — Дана виновато посмотрела на Ита.
— Точно, — заверил тот. — Только иголку вытащи, а то у тебя шприц в руке, а иголка соскочила.
— Ой…
— Ничего страшного, просто вытащи, и прижми салфетку. Всё, молодец. Ничего сложного, правда? — спросил Ит.
— В принципе, ничего, просто я не привыкла втыкать иголки в живых людей, — сказала Дана виновато.
— Просто думай о том, что ты это делаешь для того, чтобы люди и дальше оставались живыми, — посоветовал Ит. — Ты действуешь во благо, а не со зла. Так лучше?
— Наверное. Пойду, еще апельсин помучаю, — Дана встала. — Или Скрипача.
— Лучше апельсин, — возразил Ит. — Скрипача
С уколами у Даны получалось пока что не очень хорошо, их гораздо лучше делала Лийга, но Лийга сейчас большую часть времени была занята, поэтому Дану тоже решили обучить. Вводить лекарства через поставленные позавчера порты у неё получалось неплохо, а вот с уколами пока что дело шло не так успешно, как хотелось бы.
С работой дела тоже обстояли пока что не очень, потому что Лийга требовала то, что считала важным, а на это важное у них сил уже почти не оставалось. К тому же воспоминания причиняли боль — о семье Ит и Скрипач предпочитали думать минимально, это было слишком тяжело, а именно эти воспоминания сейчас Лийге и были необходимы. Правда, она сказала, что сегодня последний день, дальше будет проще, потому что ей потребуются последние данные, из периода работы с теми личностями, которые присутствовали в системе Альтеи. И на том спасибо.
— Не очень понимаю, что именно ты хочешь сделать, — сказал немногим позже Скрипач. Дана к тому моменту уже закончила мучить апельсин, и снова ушла в комнату, к Иту. — Их интересует в большей степени теория, и я больше чем уверен, что Ари продал им эту идею именно с её помощью.
— Я делаю то, что они смогут воспринять, — ответила Лийга. — Если он давал им исключительно теорию, в этом и заключалась его ошибка. Теория? Хорошо. А я отдам им практику. Такую практику, которую можно почувствовать и пропустить через себя. Так же, как это сделала я в своё время, но в большем количестве. Рыжий, прости, что я вас мучаю, но, поверь мне, я понимаю, что делаю. И они поймут. Должны понять. Он ведет себя, словно Архэ — это исключительно функция в системе. Не только с нами, с теми, кто пришел сюда и ждёт, тоже, я больше чем уверена в этом. А я хочу им показать, помимо всего прочего, что Архэ — это ещё и живое существо, которое чувствует и сопричастно. Помнишь, вы рассказывали про этих старичков, которые называли себя Идущими к Луне?
— Конечно, — кивнул Скрипач. — Тебя впечатлила эта история? До такой степени?
— До такой, и даже больше, — кивнула Лийга. — Это было очень больно. Очень, Скиа, потому что в них я в какой-то степени разглядела Рифата и себя. Нам с ним была знакома эта обреченность, беспросветность, и горе, которое живет где-то в глубине, и от которого нет спасения. Поэтому да, история сильно на меня повлияла. Но я сейчас немного о другом. А именно — о вашей реакции на них. По сути, вы схожи. И они носители генома Архэ, и вы. Но вы не думали о них, как о функции или о предмете исследования, нет. Вы сопереживали им, и в результате выполнили их желание, отпустили. Это был мужественный поступок, что бы ты сам про это ни думал. Вам ведь тоже было больно, верно?
— Твоя правда, — согласился печально Скрипач. — Да и сейчас больно, тяжело об этом вспоминать. Жалость, понимаешь? А ещё мы в тот момент осознали, что если бы Идущие прожили не ту судьбу, которая получилась, а истинную, им было бы не легче. Может быть, наоборот, тяжелее. И, чёрт возьми, я не хочу этого — ни для кого больше. Вообще ни для кого.
— В том и дело, — покивала Лийга. — Поэтому давай работать дальше.
Дни превратились словно бы в какой-то непрекращающийся мутный поток, состоявший из попыток работать, боли, лекарств, и обрывков сна. Есть они оба уже не могли, приходилось довольствоваться тем, что получалось пока что вводить через порты, к тому же, судя по ряду косвенных признаков, начался всё-таки ожидаемый иммунный конфликт, поэтому к списку препаратов пришлось добавить несколько новых. Оба они чудовищно устали, соображали откровенно плохо, поэтому Лийга предложила сделать хотя бы один день разгрузочным. Отлежитесь, предложила она, от вас в таком состоянии мало толку. Остался последний этап, отдохните хотя бы один день, и мы продолжим. Так дальше нельзя, вам нужно как-то дотянуть до завершения работы, а если вы сейчас не отдохнете, вы не сумеете доделать то, что требуется. И они сдались, потому что оба понимали — да, Лийга права, придется признать очевидное.