Санкция на жизнь

Палий Сергей Викторович

— Совершенно верно, — кивнул Кордазян, глядя на Лабура сквозь стекло шлема своими неподвижно-голубыми глазами. — Миллионы «но». И так тянет попробовать: «а вдруг?…» Не правда ли?

— Ты псих.

Егор тяжело выдохнул и вернулся к работе.

Кордазян чуть заметно пожал плечами, отвернулся и принялся уверенно ковыряться в магнитной катушке так, что Лабуру осталась видна лишь его спина и движущиеся локти на фоне заиндевевшего обзорного стекла.

После минуты тишины Егор услышал в наушниках тихий голос напарника:

— А теперь на секунду представь, что у Иксов уже есть такое оружие. Я ни в коей мере не утверждаю. Лишь трезво прогнозирую ситуацию.

Лабур промолчал.

— А вообще мне кажется, — после небольшой заминки сказал Кордазян, — мы ведем все эти дурацкие разговоры, вроде как чтобы о предстоящей смерти не думать. Не считаешь?

Лабур вновь не ответил. Он запустил реактор, и стало слышно негромкое воркование в резервуарах охлаждения. Собрался включить общее освещение и приступить к инсталляции программ на бортовой компьютер.

— Погоди, не включай свет, — остановил его Кордазян, прикрывая рукавом зеленоватое сияние, исходившее от светостержня. — Глянь-ка. Когда еще такую красоту увидишь…

Егор обернулся.

Зрелище было и впрямь масштабным, завораживающим. Комета уже приблизилась настолько, что можно было невооруженным глазом разглядеть светло-серое ядро, похожее по форме на гигантскую запятую. Солнечные и космические лучи разогревали его пока не очень сильно, и поэтому хвост только-только появлялся в кильватере несущегося небесного тела. Подсвеченные сбоку частички льда, растянувшиеся на многие тысячи километров, напоминали серебристую змейку.

Вблизи Кила оказалась даже изящнее, чем можно было себе представить. Очутившись здесь, совсем рядом, и созерцая неземное мерцание кометы, невольно замирало сердце, и хотелось думать о тех бесконечных просторах, через которые ей пришлось пролететь. Думать о месте, занимаемом крошечными человеческими цивилизациями в межзвездных безднах.

Что-то шевельнулось в душе Егора. Какое-то странное чувство, всплывшее из прошлого и повисшее незримым пятном в невесомости темной рубки истребителя. Это было что-то из детства или юности. Что-то захватывающее сердце и разум, как призрачный свет Килы.

Ему вспомнилась вдруг первая встреча с Верой. Перрон провинциального вокзала, поезд, прибывающий из столицы, он – в форме курсанта летного училища, и она – в белой блузке и брюках, которые совсем не сочетались со спортивной сумкой.

Ему вспомнились ее глаза в тот момент. Чистые, ждущие какого-то крошечного чуда…

Время стерло все. Они с женой уже очень давно не принадлежали друг другу. Любовь деградировала в ненависть – тихую и размеренную, словно осенний дождь. Капля света, похожего на свет кометы, была миллиарды лет назад раздавлена черной утробой космоса.

А глаза, ждущие чуда, так и стояли перед ним полупрозрачным призраком будущей трагедии…

Лабур резко подтянулся к панели общего управления электроснабжением и включил освещение. Рубка наполнилась бледным сиянием неона, вмиг стершим морок прошлого.

— Работать, — сказал он, ощущая, как в груди исчезает чувство потери. — Нужно работать.

Кордазян с сожалением вздохнул и отпустил ставший бесполезным бледный светостержень. Тот медленно поплыл прочь.

* * *

Прошло сорок с лишним минут. Наконец заработала дальняя связь. Лабур перебросился парой слов с экипажами остальных «Хамелеонов», а затем переключился на прием с флагмана «Мао», на котором правил бал командующий операцией Рух.

«Лабур, ты еще жив, сукин сын? Странно, — тепло приветствовал его контр-адмирал. — Видно, вакуум благосклонен к педрилам».

— Все бортовые системы на моем «Хамелеоне» функционируют в штатном режиме, — не обращая внимания на скотство командующего, доложил Егор. — Остальные машины, судя по докладам, тоже в порядке. Через минуту начинаем пространственную коррекцию «сот».

«Отставить, — тяжело вздохнув, скомандовал Рух. Лабур в глубине души был рад, что видеоизображения не было и он не видел дебильную физиономию своего главного ненавистника. — Приказываю перейти на закрытую внутреннюю частоту флота по коду 12-л».

Егор удивленно приподнял брови и покосился на Кордазяна. Тот лишь почесал подбородок и пожал плечами.

Лабур поменял частоту. Тут же щелкнул голограф, и над приборной панелью появилась фигура тучного мужчины с рассыпчатой копной седых волос. Он словно повис на фоне звездного космоса за обзорным стеклом. А комета как раз «пронзала» широкую, увешанную орденами грудь.

— Говорит глава СКВП России Леонид Тишин, — произнес мужчина, заставляя Кордазяна и даже Лабура невольно приосаниться. — Проект «Удар» вступает в завершающую стадию. На достижение нашей общей цели по показательному уничтожению кометы Кила и испытанию сотового гравитонного оружия потрачено много средств, времени и труда. Вы находитесь на самом острие иглы. Вы – преступники, которые выбрали почетную смерть при исполнении последнего долга, а не унизительную порцию снотворного в карательных камерах тюрем. Это делает вам честь, хоть как-то искупает грехи.

Кордазян протянул руку и коснулся плеча Лабура.

— Чего это он нам такую пафосную речь решил впендюрить? — шепнул он.

— Окрыляет на бессмертный подвиг и жаждет потом написать в честь нас оду, — так же тихо огрызнулся Егор.

— Слушай, ну чего ты такой злой, а? Недодрочил в карцере? — окрысился Кордазян.

— Заткнись.

Тишин продолжил.

— Через несколько минут «соты» разрядятся, не в силах сдерживать в своих накопителях такое количество энергии. Это будет самый мощный удар, который нанесет наше человечество. Это будет больше чем поток направленной гравитонной аномалии, это будет удар судьбы, который, возможно, положит начало новой эре в отношениях с Иксами.