Санклиты 2 и 3. Охотница. Ангел Губитель
Шрифт:
Я зашла во двор, и громкоголосая суета осталась позади. Слева среди травы высились белые столбики кладбища, где мирно покоились в вечности поэты, музыканты и шейхи. В глубине стоял приземистый серый дом в два этажа.
Обойдя его, я обнаружила цокольный этаж и вошла в музей. В маленьких комнатах располагалась экспозиция вещей знаменитых представителей братства и предметов домашнего обихода. Стоило глазам начать перебегать с одного на другое, как мысли тут же ускакали в неизвестном направлении. Замерев перед кафтаном под стеклом, я так долго стояла,
Я вздрогнула, оставшись в темноте, но не стала шевелиться. По щекам потекли горячие слезы. Впервые за долгое время мне стало настолько уютно одиноко, что тугой комок боли, колючей проволокой скрутивший душу в Каппадокии, начал потихоньку распрямляться.
Наружу я вышла с опухшими глазами и совершенно опустошенная. Рядом никого не было. На тонких голых ветках медленно наливались тяжестью пузатые капли, одна за другой падавшие на сиротливо зябнущие под ними столики со стульями.
– Красиво, да?
Я повернула голову и увидела молодого высокого мужчину в традиционном для дервишей одеянии – длинное белое платье и войлочный конусообразный колпак светло-коричневого цвета.
– Очень красиво, хоть и печально.
– Что заставляет тебя смотреть сквозь призму грусти? Переживаешь? Любовь, да? – он понимающе улыбнулся.
Я вздохнула, отведя взгляд – глаза вновь начали наполняться горячей влагой.
– Ты любишь. – Мужчина кивнул сам себе.
– Все сложно. Не знаю, что делать.
– Спроси у Него. Для молитвы не нужен храм. У твоей души тоже есть душа, и все что ты ищешь, можешь найти внутри себя. Весь мир – храм. Забудь обо всем, открой Ему свое сердце, и ответы придут.
– Вы так молитесь? В то время, когда кружитесь?
– Если ты любила хоть раз в жизни, то знаешь, как молится дервиш, что он чувствует во время молитвы.
Я кивнула, уже не сдерживая слезы.
– Движение – способ познания себя. – Мужчина поднял руки вверх, одна чуть ниже другой. – Правая принимает божественную энергию и движется вверх, а левая – вниз, отдавая энергию людям. То, что мы от Бога получаем, отдаем, не держим ничего у себя. Хочешь попробовать?
– А можно? Я ведь даже не мусульманка.
– Господь видит тебя такой, какая ты есть. Он слышит всех – как бы они его ни называли. Гляди, – дервиш крутанулся, – на одной ноге стоишь, другой отталкиваешься. Смотри на свою руку, сфокусируйся на ней, забудь о мире вокруг. Вселенная кружится, двигайся с ней, отпусти все мысли, доверься ей – ответы придут.
Мужчина начал медленно поворачиваться вокруг своей оси. Лицо приобрело отрешенно умиротворенное выражение. Подол длинного белого одеяния поплыл вместе с ним красивыми волнами, напомнив мне тесто, которое улыбчивые кареглазые брюнеты лихо крутят руками в маленьких уютных пиццериях Италии, устраивая для голодных туристов настоящее шоу.
По сути, многие дервиши из монахов, бедняков
– Давай же, не стесняйся! – подбодрил меня мужчина.
Чувствуя себя немного глупо, я скопировала его позу и осторожно крутанувшись, едва удержала равновесие. Но останавливаться не хотелось. Мир вокруг медленно поплыл вместе со мной, постепенно исчезая. Все слилось в смазанный хоровод без начала и конца. Дальше тело двигалось само. Разум растворился в кружении, но в этом не было ничего умиротворяющего и исцеляющего. Наоборот.
На меня разом навалились воспоминания: силуэт Горана на скале, окруженный крохотными иголочками сияния, которое делало его похожим на ангела, глаза так и не разгаданного оттенка, стальное кольцо рук, обжигающие поцелуи, дрожащее тело, обожаемое «Что же ты со мной делаешь!» и неизменное торжествующее рычание. Они, как осколки разбитого чувства, резали душу болью, увлекая меня в водоворот мучений.
Всхлипнув, я подвернула ногу и упала. Желудок скрутила тошнота. По лицу в который уже раз за сегодня потекли слезы. Не выйдет из меня дервиша. Я запуталась, устала и не знаю, кому верить – сколько ни кружись, это не изменится.
Мужчина в белом одеянии и колпаке уже куда-то исчез. Откуда вообще в Стамбуле дервиши, говорящие по-русски без акцента? А может, это был санклит? Или мне попросту привиделось? Я помотала головой. Только с ума сойти не хватало для полноты ощущений!
Хватит. Совсем расклеилась. Встаем, вытираем сопли, отряхиваем задницу и идем дальше – во всех смыслах.
Я вышла из сада и пошла, куда глаза глядят. Глеб всегда говорит, что мой стиль прогулки – броуновское движение и называет бешеной молекулой. Вернее, говорил и называл. Теперь он и близко ко мне не подходит. Живем под одной крышей, а видимся так редко, будто обитаем на разных планетах. Хотя, скорее даже в разных Вселенных.
Еще один повод разреветься. Я стиснула зубы. Нет уж, День жалости к себе объявляется закрытым! Подвернутая нога предательски заныла – видимо, выражая протест такому решению. Надо где-нибудь посидеть, дать ей отдых.
Глаза пробежались по многочисленным кафешкам, которыми все вокруг было буквально усеяно. Шумно, людно, калорийно. Нет, не хочу – ни есть, ни быть рядом с людьми. Видимо, уже совсем привыкла находиться в кругу санклитов – не преминул съехидничать подленький голосок в подсознании.
Проигнорировав его, я прошла между домами под красивую арку со стрельчатыми сводами и увидела церковь, похожую на пряничный домик в кирпично-оранжевом и сером цветах. «Католический храм Святого Антония Падуанского в венецианском неоготическом стиле, построен в 1912 году», – услужливо сообщил интернет.
В подобных местах обычно не очень много народу, и все стараются вести себя потише – величие таких сооружений даже самого говорливого туриста побуждает говорить шепотом. То, что нужно.