Санный след
Шрифт:
Извозчик заморгал удивленно, немного подумал, потом уверенно ответил:
— Нет. Барин самый что ни на есть настоящий был. Как все баре.
Когда следователи остались дни, Одиноков поинтересовался:
— Почему вы подумали о «ряженом», Викентий Павлович?
— Да так как-то… Слишком они разные, эти единственные известные подозреваемые: ухарь-купчина Кутеповой, красавец-барин Городецкой и интеллигентный студент — наниматель дома…
К этому времени уже был допрошен владелец дома, в котором убили девушку. Он охотно и живо описал молодого человека, пришедшего к нему с просьбой: неуверенный в себе, смущающийся, в очках, явно студент. Странный такой,
Хозяину все равно — на год, на месяц или на три дня сдавать, лишь бы платили. А студент этот заплатил щедро: среди спиритуалов много богатых людей. Хозяин, правда, подумал: «Кто их знает, что они на своих сеансах по ночам делают! После общения с духами могут и оргии с девками устраивать…» Но это — не его дело. А оно вон как обернулось!.. К описанию студента добавил: чисто выбрит, волосы густые светлые, высокий, голос тихий…
Глава 15
Два дня назад в пансионе «Приют» появился новый жилец. Этот бывалый моряк служил помощником капитана на грузовом пароходе «Волгарь», осенью пришедшем из Астрахани с баскунчакской солью и овчиной. Разгрузиться они успели, но уйти обратно — уже нет. В этом году река взялась льдом необычно рано, вот «Волгарь» и застрял в саратовском порту — ждать начала навигации. Хозяину «Приюта» постоялец рассказал, что команда уехала железной дорогой домой, но несколько человек, сменяя друг друга, живут в Саратове, приглядывая за пароходом. На днях приехал он со своим матросом-юнгой сменить на время боцмана. Жить в меблированных комнатах, как предшественник, он не захотел.
— В порту мне рассказали про ваш пансион, это как раз то, что мне по нутру, — хрипловато разглагольствовал моряк, размахивая дымящей трубкой. В добротном бушлате, с русой шкиперской бородкой, невысокий и крепкий, он понравился хозяину.
«Морская бесхитростная душа», — подумал тот еще при первом знакомстве. И охотно сдал ему комнату на втором этаже. Два-три порядочных постояльца — хорошее прикрытие и делу не помеха…
Викентий Павлович Петрусенко с удовольствием играл роль моряка. В его сыщицкой практике переодевание не раз имело место. Гримировался он всегда слегка: вот как теперь — лишь бородку прицепил. Главное — перевоплощение в другого человека, и не один знакомый не узнает. Наверное, в нем пропал талант актера, не раз думал Викентий. Впрочем, талант сыщика был ему значительно дороже.
По делу Анны Городецкой поиски не прекращались, хотя Петрусенко считал, что настоящих перспектив здесь уже нет. Сам он вернулся к тому, о чем рассуждали они с Кириллом Степановичем, сидя у изразцовой печи. Лукерья Кутепова убита в каком-то помещении — там осталась одежда девушки. Убийца с тем домом связан, потому и унес тело, бросил в реку… Петрусенко решил найти этот дом. Хотя бы попытаться…
— Мне нужен помощник, — попросил он полицмейстера Вахрушева. — Из вашего ведомства, но человек незаметный, неизвестный ни мелкой шушере, ни крупным преступникам. И чтобы город знал хорошо.
— Подумаю, — пообещал Устин Петрович.
На другой день он представил Викентию Павловичу худенького, невысокого, как подросток, человека лет двадцати семи:
— Михаил Яровой, Миша. Наш писарь.
Петрусенко отлично было известно, что на полицейских писарей никто не обращает внимание, даже если они записывают допрос. Сидят себе в уголке незаметно, строчат что-то на бумаге — кто на них смотрит!
Миша Яровой оказался прекрасным гидом. Исходной точкой их поисков стал тот рыбацкий причал, где всплыло тело Кутеповой. Направо, вдоль берега, потянулся поселок портовых рабочих, за ним — пустошь, а дальше, уже за городом, рыбацкие деревни — до степи. Писарь сразу советовал идти в противоположную сторону. Однако Петрусенко предпочел лично удостовериться в бесперспективности поисков.
Теперь они шли налево. Здесь было оживленнее. Район, конечно, бедняцкий. С кривыми улицами и плохо мощеными тротуарами, но одноэтажные дома все же добротные, не чета рыбацким халупам. Попадаются продуктовые лавки, кабаки и трактиры. Миша по пути обращал внимание Викентия Павловича то на одно здание, то на другое. Но следователь, иногда сразу, а иногда подумав, все же качал головой.
— Нет, явно не то.
Но вот поселок как-то сразу отступил от берега, потянулось пустынное каменистое место, обрыв, огромные валуны у воды. А дальше, за ними высилось какое-то странное здание, глухой стеной повернутое к реке.
— Что это? — спросил Петрусенко.
— А это пансион «Приют», — усмехнулся писарь и лихо прищелкнул пальцами. — Занятное местечко, скажу я вам!
— Ну-ка, Миша, поподробнее!
— Это заведение пансионом называется недавно. Раньше было просто «домовладение Балычова». К нам не раз поступали наводки, что там пересыльный пункт контрабанды. Пытались поймать на горячем, но этот Балычов — хитрее лиса! Или узнавал заранее, или нюх у него такой… В общем, ускользал. Поговаривали, что там и игорный притон, и воровской, и подделка документов, и скупка краденого. Но все только слухи, без фактов. А ведь дыма без огня не бывает.
— Если дыма столько много, то и огонь обязательно прорвется.
— Вот в одну облаву и зацепили там золотые и серебряные вещи, идущие у нас в розыске после нескольких краж.
— И что?
— А ничего! Вывернулся Балычов, утверждал, что это вещи одного постояльца, назвавшегося вымышленным именем и скрывшегося во время облавы. Вещи и вправду находились в одной из сдаваемых комнат, а какой-то тип, точно, сбежал…
— Ясно… — протянул Петрусенко. — Прошел Балычов по этому делу как свидетель.
— Точно. Но, похоже, сильно испугался. Как раз после этого случая он официально зарегистрировал свое заведение как пансион. Последнее время ничего плохого о «Приюте» не слыхать. Да только я не верю, чтоб такой пройдоха изменился… вот так, сразу!
— Еще древние римляне говаривали: «Vulpes pilum mutat, non mores». — Петрусенко похлопал Мишу по плечу. — «Лиса меняет шерсть, а не привычки!» Ты прав, дружок, место занятное. И, думаю, очень подходит под то, что я себе представлял. К тому же есть выход к реке, глухой выход…
Первые два дня в «Приюте» практически ничего не дали Викентию Павловичу. Но он и не рассчитывал на мгновенную удачу. Опытный сыщик умеет выжидать. Почти все время «штурман» проводил в нижней комнате трактира, лишь часа на два уходя, по его словам, «проведать посудину». Иногда прогуливался по пустынному заснеженному берегу со своим матросиком, которого упорно называл «юнгой». Хозяин как-то сказал, подсмеиваясь:
— Парнишка-то ваш не староват для юнги? Лет тридцать ему, поди?
«Штурман» махнул постоянно коптящей трубкой, прохрипел: