Санный след
Шрифт:
— А я — без твоей! — ответил ему Викентий. — Тут не должно быть счетов. Главное — дело… А насчет Потрошителя… Думаю, Путилин был прав: он его нашел.
— Это ты о сумасшедшем фельдшере?
— О нем…
Знаменитый неизвестный убийца лондонских проституток орудовал с августа по ноябрь 1888 года. Своим жертвам он перерезал горло с такой страшной силой, что голова отделялась от туловища. У последних пяти жертв он с особой жестокостью выпотрошил все внутренности. Проделано все это было с профессионализмом, который наводил на мысль о человеке, знакомом с хирургией. Убийства прекратились внезапно и остались нераскрытыми, хотя «Скотланд-Ярд» сделал все, что мог. Существовало несколько версий относительно убийцы. Одна из них — об одном русском фельдшере, работавшем в восточной части Лондона и
— Иван Дмитриевич Путилин… — задумчиво протянул Петрусенко. — Какой талант, какой замечательный сыщик был! Светлая ему память. Я всегда считал его своим учителем.
— Ты знал его? — удивился Одиноков.
— Нет, не знал. Я же был еще студентом, когда он умер. Но я много читал и его записей, и о нем…
— Так, значит, по-твоему, Путилин поймал Джека-Потрошителя?
— Почти уверен. А вот в том, что мы поймали своего — уверен совершенно… А знаешь, Кирилл, я мог не ездить в Тамбов, а спросить госпожу Анисимову: «О каком артисте вы слыхали в Харькове от случайного знакомого?» Я ведь, догадавшись, что речь идет о Петре Уманцеве, сразу предположил, что «приезжая дамочка из Саратова» — это Ксения Аполлинарьевна.
— Что же не спросил? Побоялся, что она станет его подозревать?
— Верно. Я сразу понял, она женщина проницательная, с острым умом. Решил: нет, ни в коем случае нельзя ее спрашивать. А вдруг догадается о чем- либо, зная, каким мы делом заняты? Или его спугнет ненароком, или сама глупостей наделает. Вот и решил не тревожить ее.
Глава 29
Он возненавидел свою мать, когда ему было двенадцать лет. До этого относился к ней спокойно, с чувством привязанности. А когда сидел на кухне, болтая и уплетая за обе щеки горячие — прямо из печи — пирожки, то было даже уютно, весело глядеть на высокую, красивую женщину с ласковыми голубыми глазами. И он не отстранялся, когда ее мягкие руки, белые, словно все время в муке, обнимали его. Конечно, Илюша знал, что Марта его мать. Но это знание жило как бы само по себе, не в сердце, а в подсознании. Но когда мальчику исполнилось двенадцать, Аделина Сергеевна вдруг родила ребенка. Своего собственного! И Илья впервые по-настоящему осознал, что он — сын кухарки-чухонки…
Марта Круминьш попала в семью Карповских молоденькой девушкой. Ее родной хутор под Вольмаром однажды летней ночью вспыхнул от молнии, погребя в огне отца, пытавшегося спасти скотину. Мать с младшими братьями и сестрами расселились у родственников. Они не стали в тягость — все были работящие, выносливые, а в хозяйстве умелым рукам дело всегда найдется. Марта, самая старшая, все же не захотела идти в приймы. Она втайне давно мечтала уехать в большой город, испытать иную жизнь, отголоски которой долетали на хутор, будоражили воображение. Потому, когда случилось несчастье, она решила: Иисус Христос и Матерь Божья посылают им испытание, а ей — Знак о начале новой жизни. Марта поехала в городок Вольмар, где бывала и раньше с родителями — на ярмарках да церковных праздниках, зашла помолиться в храм Симоне, а потом отправилась искать контору по найму.
Разветвленная сеть таких контор охватывала всю Латвию, поставляя рабочие руки и в Польшу, и в Россию. У Марты не было рекомендаций, но она рассказала, что умеет готовить, и очень хорошо. Ее мать славилась во всех окрестных хуторах как лучшая повариха. Ее звали готовить на все праздники, свадьбы, а Марта с детства ездила
Так Марта оказалась у Карповских. Тогда они жили в юрмальской Дзинтари и вскоре собирались уезжать к себе в Санкт-Петербург. Аделина Сергеевна, молодая двадцатипятилетняя женщина, очень надеялась, что юрмальский воздух, песок и море помогут ей избавится от бесплодия. Она три года была замужем, очень хотела ребенка, но… Марта ей сразу необыкновенно понравилась.
— Ты просто красавица! — говорила она смущенной девушке, гладя ее густые светлые волосы. — Я давно хотела кухарку из латышек, говорят, ваши женщины отлично готовят.
Марта понимала по-русски, но говорила плохо. Молодая хозяйка смеялась и называла ее речь «забавной». И такое расположение испытывала к девушке-латышке, что относилась к ней почти по-дружески. Даже поделилась своей бедой.
— Алексей Кондратьевич и я так хотели детей! На каких только курортах я не бывала — и в Италии, и во Франции, и в Германии. Нет, не помогает! А врачи говорят — все может быть, вот я и надеюсь.
Марта посоветовала своей госпоже сходить помолиться в Домский собор: это чудодейственное место! Аделина Сергеевна поделилась с мужем, но тот сказал ей и Марте:
— Мы православные, а собор католический. Не пристало!
Аделина Сергеевна вздохнула обреченно, но на следующий день, тайком от мужа, поехала с Мартой в Ригу и долго молилась в соборе. Это приключение сдружило их еще сильнее. Вскоре Марта уехала с Карповскими в Петербург. В их красивом особняке Марта стала полновластной хозяйкой большой кухни. У нее было две помощницы, а во время званых вечеров к ним присоединялись еще несколько человек. Искусство молодой поварихи высоко ценили и хозяева, и гости. Аделина Сергеевна оставалась с Мартой так же добра и проста. Вечерами в своей комнате Марта с любовью молилась Божьей Матери и радовалась тому, как ей повезло в жизни…
Чуда не произошло: хозяйка оставалась бесплодной. А вот Марта через год петербургской жизни поняла, что беременна.
…Однажды горничная Таня вбежала в кухню и возбужденно потянула ее к окну:
— Марточка, Марточка, гляди, сейчас обоз проедет! Где-то пожар!
И правда, Марта слышала, что бьет сигнальный колокол и, приближаясь, все громче звучит какой-то свист. Звон колокола ей уже приходилось слышать: недалеко располагалась пожарная команда. А вот теперь она увидела, как из-за угла улицы вырвался, громыхая, пожарный обоз: на первой подводе, запряженной четверкой, лестницы и багры, на второй — тройке, — пожарная машина; несколько пар мчали бочки с водой. Все подводы облеплены пожарными в блестящих касках. А впереди птицей летит верховой с горящим факелом и дует в медную трубу. Он мчал мимо окна, где замерли восхищенно испуганные девушки, и на мгновение повернул голову в их сторону. Марта не успела разглядеть его, просто глаза их встретились. Несколько секунд показались такими долгими, а потом обоз скрылся в конце улицы.
— Эх, — вздохнула Таня, — пролетели… Красиво как! — И добавила с незлой завистью: — И почему это пожарные всегда глаз кладут на кухарок? Теперь скоро объявится, жди!
Так Марта и Степан впервые встретились. Оба были под стать друг другу: высокие, светловолосые, спокойные. Служба у Степана была трудная. В казармах пожарной части они спали зачастую не раздеваясь, в промокшей на тушении одежде и сапогах, вскакивали по сигналу, звучавшему с каланчи. И все же, когда Степан мчался с трубой и факелом впереди обоза, он испытывал радость. На пожаре, в дыму и пламени, он чувствовал в себе такие необыкновенные силы, такой восторг! Всегда был впереди, неуязвим и бесстрашен.
Карповские вскоре узнали, что к Марте ходит молодой пожарник. Аделина Сергеевна поговорила с ней, как всегда доброжелательно и откровенно, — словно с младшей сестрой. Потом навела справки через брандмайора о Степане. Сказала девушке:
— О нем очень хорошо отзываются. И мне он тоже понравился. Но учти, Марта, пожарные, хоть и вольнонаемные, но люди служилые, им заводить семью не то чтоб запрещают, но не приветствуют этого. Только в исключительных случаях.
Марта умоляюще сложила руки на груди, по щекам потекли слезы.