Саня Дырочкин — человек общественный
Шрифт:
— Юрий Петрович — во! — Севка показал большой палец и как бы посыпал его перцем. — У него в квартире турники! Шведские стенки! Эспандеры! Тренажёры! Я грёб вёслами, как по реке!
— Оба свихнулись! — расхохоталась Люська. — Плавали по паркету?!
Севка даже не удостоил Удалову взглядом.
Ребята заговорили одновременно.
— Ну что же мы можем делать на стройке?!
— Чем поможем «Лисичке»?!
Я ждал, когда все затихнут, но Севка не выдержал, крикнул:
— А разве мы не способны убрать комнаты?!
— Ещё чего! Нет уж! — сказала Люська. — Своё чистое дело я на ваше мусорное не променяю! Да и кто разрешит в школьной одежде копаться в грязи?
Честно сказать, я ждал от Люськи такого вопроса.
— Юрий Петрович и об этом подумал, — сказал я спокойно. — Ребята, пришедшие на стройку, получат рабочую спецодежду.
— Здорово! — воскликнул потрясённый Фешин. — Что же нам дадут, каски?!
— Про каски не знаю, — сказал я, подумав. — Но перчатки, ватники, это конечно.
Люська не хотела сдаваться.
— Нет уж, спасибо! — сказала она. — Махать метлой или сгребать мусор лопатой, это не для меня! С какой стати? — И она прибавила непонятное слово: — Это непрестижно!
Свихнуться можно было от Люськи! Никто, конечно, этого слова не понял.
— Ты ещё пожалеешь! — возмутился Севка.
— Я?! — Люська презрительно расхохоталась и, гордо подняв голову, пошла прочь. — Ни-ког-да!
Но теперь ребята даже не посмотрели на Удалову, каждый думал о настоящей стройке.
— А ваш Юрий Петрович не шутит?! — спросил Федя.
— Вы скоро познакомитесь с этим замечательным человеком! Мы с Севкой вам обещаем!
Все сразу же загалдели.
— Я согласен! — крикнул что есть сил Мишка Фешин.
— И я!
— И мы! — Это девчонки.
Татка со вздохом сказала:
— И я бы хотела с вами, но как… мои руки?
— Юрий Петрович уже о тебе знает, — успокоил я Татку. — Будешь вести учёт мусора. Учёт — серьёзное дело!
Севка встал рядом со мной на скамейку.
— Товарищи! — провозгласил он. — Стройка, думаю, не отменяет другой нашей работы: помощи старикам и старушкам. Но здесь требуется внести ясность: не тем случайным старушкам на переходах, а нашим личным бабушкам и дедушкам! Родным, другими словами! Разве они нами довольны?! Разве достаточно мы им помогаем дома?! Не достаточно, я говорю о себе! Мало я помогаю! Предлагаю помочь своим бабушкам.
Моё положение оказалось сложнее.
— А как быть, если у меня нет бабушки?
Севка почесал затылок.
— Дырочкин — сирота по бабушке, — объявил он.
— Предлагаю выделить Дырочкину по полбабушки с человека! — пошутил Мишка Фешин.
Все расхохотались.
— Нет, не надо, — закричал Севка, — готов спорить, что одной моей бабушки хватит нам на двоих. Живём мы рядом. Я звоню. Дырочкин приходит. И мы ей помогаем.
И правда, Севкина бабушка мне вполне подходила.
— Так как же считать? — не унимался Фешин. — По полбабушки на человека? Или по полчеловека на одну бабушку?
Я решил и эту запутанную задачу.
— Правильнее так: одна бабушка на два человека. А делить, умножать, вычитать и складывать бабушек мы не будем.
С Юрием Петровичем встретиться никак не удавалось. Сколько мы с Байкиным ни приходили к нему домой, а застать не могли. Даже подумывали поискать на стройке, но не решались. Боялись отвлечь от дела занятого человека.
— Пора его найти, Дырочкин, — вздыхал Севка. — Доверие звёздочки к нам снижается.
Решили оставить Юрию Петровичу записку. Так, мол, и так. Не один раз заходили. Хотелось бы повидаться. И подписи.
Дома приготовили текст и воткнули в замочную скважину двери Юрия Петровича. Здесь-то он не заметить не сможет.
На следующий день после уроков сразу побежали к нему и — радость! — из той же, для ключа, дырки торчала уже другая бумажка зелёного цвета: его ответ!
— «Александр и Всеволод! — торжественно читал Севка. — Не сердитесь! Я был очень занят. Жду звёздочку — всех! — в вагончике на стройке в субботу в шестнадцать часов. Ю. П.»
На оборотной стороне обнаружили приписку: «Обязательно сообщите родителям!!»
— Сообщить нужно, — согласился я. — Но, думаю, ни у кого родители возражать против такой работы не станут.
— Кто же будет возражать, — поддержал Байкин, продолжая рассматривать приписку.
И вдруг спросил:
— Ю. П. — это пароль? Юные пионеры?
Я рассмеялся:
— Ну даёшь, Севка! Ю. П. — это же подпись, Юрий Петрович.
Севка хлопнул себя по лбу.
— Склероз! — признался он.
На первой же перемене мы стали сообщать ребятам главную новость. Отзывали по одному в сторонку и шёпотом предупреждали, что сегодня в шестнадцать быть у ворот стройки. Всё это, конечно, по большому секрету от Люськи.
На второй перемене вся звёздочка с таинственными лицами расхаживала по коридору, отворачивалась от Удаловой. И когда Люська что-то пыталась узнать, мы перемигивались и подавали друг другу тайные знаки.
— Подумаешь, воображалы! — начала нервничать Люська. — Чихать я хотела на ваши секреты! Мои секретики поважнее!
— Посмотрим, — не удержался Байкин, — как ещё запоёшь, когда узнаешь?! Будешь сама к нам проситься — не примем!
— Я проситься?! — рассмеялась Люська. — И не надейся! Нужны вы мне, как рыбке зонтик!
И она показала нам фигу.
— Да переводи, переводи своих старушек! — дразнил её Севка. — Переводить людей, которые сами ходят, — глупее дела не нашла.
И всё же любопытство оказалось сильнее Люськи. Она старалась подслушать наши переговоры. Тайна и наши лица ей не давали покоя.