Сапфировая королева
Шрифт:
На звонок явилась горничная. Она отогнала в глубь квартиры рыжую собачонку, которая прибежала из комнат и порывалась выскочить за дверь, и сказала, что Пульхерии Петровны дома нет и неизвестно, когда хозяйка будет.
– Впрочем, если вы хотите что-то ей передать…
На обратном пути Наденька и Валевский молчали.
– Я сегодня уезжаю, Надежда Николаевна, – нарушил молчание Валевский. – Если вы не против, я хотел бы вечером зайти проститься…
Наденька остановилась.
– Так, значит, и вы тоже… И нас опять будет четверо! Бедный Аполлон!
Валевский
В конце концов, он не был виноват, что в городе О. уважали только деньги и ни в грош не ставили словесность. И он, по совести, никак не мог осуждать жителей О., потому что сам был такой.
Тогда Леон пообещал, ненавидя себя за ложь, что уезжает ненадолго, что обязательно вернется, поклялся в верности Пушкину, а заодно и Нередину, стихов которого никогда не читал, польстил Наденьке, сказав, какой у нее замечательный брат, и какой замечательный кузен, и какая замечательная она сама.
– Да, вы вернетесь? – настойчиво спросила Наденька. – Правда вернетесь?
Он снова пообещал, что вернется, отлично зная, что не увидит этот город больше никогда. И «никогда» его было вовсе не то, которое имеют в виду романтические влюбленные, говоря «я никогда тебя не оставлю», а насквозь практическое «никогда», нарушение которого для его жизни было чревато опасностью. Только вот Наденьке о том совершенно не нужно было знать.
Валевский вернулся в домик Росомахина, под укоризненным взглядом поэта со стены быстро собрал чемодан, попрощался с гостеприимным библиотекарем, который, сидя у окна в очках, читал какую-то книжку, и ушел.
Проходя мимо лавочки, где продавались кружева, нитки и всякое шитье, Валевский вспомнил вышитые салфетки в гостиной Русалкиных и еще шкатулку с бисером и подумал, что хорошо бы купить Наденьке какой-нибудь подарок. Он зашел в лавку и спросил самый дорогой набор для шитья, английский, где имелись две дюжины разных иголок, множество катушек с нитками, булавки, ножнички и прочие мелочи, столь любезные женскому сердцу. Коробка была приличных размеров и стоила дорого, но Валевский даже не стал торговаться.
Он занес подарок к Русалкиным, но Наденьки дома не оказалось. Его встретил Евгений и сконфуженно сообщил, что кузина куда-то ушла.
Чувствуя разочарование, Валевский попросил передать ей подарок, поморщился, когда студент на прощание по привычке крепко стиснул его руку, и вышел за порог.
Он собирался покинуть О. не морем и не по железной дороге, а попросить какого-нибудь человека, который не внушит подозрений полиции, – к примеру, приезжего крестьянина – доставить его в соседний город, до которого было восемнадцать верст. А там преспокойно сядет в поезд и поедет туда, куда ему заблагорассудится.
План был хорош, и Валевский почти не сомневался, что он удастся. Однако стоило поляку свернуть в плохо освещенный переулок, как все планы разом рухнули.
Рухнули потому, что неизвестно откуда взявшийся Пятируков прихватил Валевского за правую
Сразу же оценив ситуацию, Леон решил, что разумнее всего будет сдаться.
– Ладно, ладно, – буркнул он. – Я все понял. Ваша взяла.
– И хорошо, что понял, – объявил Агафон и отобрал у него чемодан. Граф тем временем обыскал карманы Валевского и отнял у него револьвер.
– Что в чемоданчике-то? – сладко осведомился старый вор. – Не украшения ли танцорки, случаем?
– Я уже говорил, – устало сказал Леон. – Украшений я не брал! Меня подставили!
– Вот и хорошо, вот и ладушки, – легко согласился Пятируков. – Кое-кто хочет с тобой поговорить. Шагай, и без фокусов! И помни: пистолет заряжен!
Глава 13
Репортер Стремглавов блаженствовал.
Мало того, что в порту сгорел большой склад и он, Стремглавов, получил от редактора задание написать на эту тему большую статью по три копейки строчка, так еще власти стали трясти ссудные кассы небезызвестного Макара Иваныча Груздя, полицейские наряды начали обшаривать ночлежки и притоны, а в веселых домах веселье временно прекратилось. Темы были такие, на которые можно долго распространяться в газете, красочно, со смаком, и Стремглавов уже предвидел, что получит в нынешнем месяце гораздо больше, чем в предыдущих, и его репортерская душа пела.
Кроме того, он получил приглашение на торжественный ужин к вице-губернатору Красовскому, а на завтра был назначен бал у губернатора в честь приезда высокой гостьи, и поговаривали, что будет даже фейерверк.
«Интересно, – размышлял репортер, – подадут ли у Красовского устриц? А трюфеля?»
В его представлении именно они ассоциировались с богатством, с тем миром, в который он жаждал попасть, но не мог.
«Если бы я работал не в какой-то провинциальной газетке, а в столице, у господина Верещагина…» [19]
19
Кое-что о господине Верещагине можно узнать из романа Валерии Вербининой «Отравленная маска», издательство «Эксмо».
Но господин Верещагин был так же недосягаем, как, допустим, луна или звезды.
«Впрочем, если у меня появятся деньги, что мешает мне перебраться в столицу, снять комнату и попытаться устроиться к нему на работу? В конце концов, фортуна любит смелых. Как там по-латыни… Ах, черт, забыл!»
Он наконец завязал галстук так, как было нужно, повертелся перед зеркалом и, поскольку до ужина оставалось еще некоторое время, решил заглянуть в гостиницу и навестить горничную, которая к тому же могла оказаться полезной в плане информации.