Сапфировое пламя
Шрифт:
— Каталина, позволь довезти тебя до двери. Я знаю, у тебя болит нога.
Я выбралась из машины, прижав к себе клинок и свою собачку.
— Не строй из себя героиню, — крикнул он.
Жаль, что у меня нет третьей руки показать ему средний палец. Я промаршировала к будке охраны, изо всех сил стараясь не хромать.
— Эй! — крикнул он. — В конце концов мы все-таки покатались!
— Чтоб ты сдох.
Я дошла до будки, позади послышался скрежещущий звук удаляющейся «Альфы».
Двое охранников в будке уставились на меня. Я увидела свое отражение
Прекрасно. Просто прекрасно.
Грязная, всклокоченная собачка тихонько заскулила у меня в руках.
— Да, в курсе я! — Мы с ней были идеальной парой.
Если я пройду в таком виде через парадную дверь, у моей семьи случится коллективный апоплексический удар. Нужно привести себя в порядок. Лучшим выходом для меня будет пройти через гараж, вымыть там хотя бы лицо и руки, а затем попытаться пробраться наверх в свою комнату. Значит, придется обойти склад кругом.
Я повернула в узкий проход между складом и бетонной стеной, отделяющей его от соседней автопарковки, и похромала туда.
Ой. Ой.
Я никогда не осознавала, насколько большую площадь мы занимаем.
Ой.
Нам, правда, нужен такой большой склад?
Собачка снова заскулила, с какой-то собачьей грустью.
— Тсс, ты нас разоблачишь.
Наконец я повернула за угол. Большие промышленные складские ворота были открыты, и гараж изнутри казался пустынным. Все было на своих привычных местах: Кирпичик и Ромео, любимицы бабули, стояли, накрытые брезентом, бронированный Хамви, который мы использовали для опасных вылазок, был тут, как и последнее приобретение бабули — гусеничный вездеход средних размеров, стояв посреди помещения.
Кособокое сплетение голубой шерсти на круговых спицах лежало на рабочем столе. Невада как-то сказала бабуле Фриде, что другие бабушки вяжут вещи своим внукам. С тех пор она регулярно делала мужественные попытки связать что-нибудь в подарок для каждой из нас, и предполагалось, что нынешний Гордиев узел — это мой свитер. Она обычно брала его с собой, когда заканчивала дела в гараже.
Я остановилась и прислушалась. В помещении стояла тишина. Никакого движения. Горизонт был чист.
Может, бабуля Фрида отправилась внутрь, чтобы принять душ.
Я похромала через дверь и направилась к умывальнику. Бабуля Фрида выбрала именно этот момент, чтобы выпрыгнуть из кабины гусеничного вездехода. Она уставилась на меня, голубые глаза расширились.
Я должна отвлечь ее, быстро.
— Хонде, похоже, конец, но я оставила два бесхозных «Гардиана» около торгового центра «Кейстоун». Они твои, только не забудь снять с них GPS…
Бабуля Фрида прошла мимо меня и подошла к интеркому.
— Пожалуйста, пожалуйста, не надо, — начала умолять я.
Бабушка надавила кнопку.
— Пенелопа, ребенок ранен.
Я
— Я же попросила!
В бабулиных глазах не было ни капли сочувствия.
— У неё две дырки от пуль в плаще и чьи-то мозги на волосах. Поторопись.
Черт побери.
В мире полно интересных слов, обозначающих сложные вещи. Например, tartle — шотландское слово, обозначающее панический ступор, который испытываешь, когда должен представить кого-то, но не помнишь его имени. Или backpafeifengesicht — немецкий термин для рожи, которую так и хочется набить без каких-либо причин. А ещё gigil — филлипинское слово, обозначающее непреодолимое желание стиснуть в объятиях кого-то, просто потому что он безумно мил.
Я не знаю, есть ли особое слово, которым можно описать тот ураган, который устроила моя чрезмерно расстроенная семья, в то время как они пытались обработать мои раны, смыть с меня кровь и грязь, допросить меня, все в одно и то же время, одномоментно говоря друг с другом. Если бы было такое слово, я бы обязательно его выучила. Я отказалась отвечать на любые вопросы до тех пор, пока мне не дадут принять душ. Мое требование было встречено воплями протеста, но я твердо стояла на своем, и когда Баг, очень кстати, отправил видео нашего боя с Селией, снятого дроном, семья сдалась и отпустила меня, чтобы посмотреть его.
Маленькая собачка оказалась девочкой. Пришлось потратить 15 минут на стрижку меха в стратегических местах, чтобы выяснить этот факт. После того, как я срезала ужасные клоки шерсти, я взяла ее с собой в душ. Сначала она съёжилась в углу, но по окончании решила, что купание — не так уж плохо. Вода, которая сбегала с неё после первого полоскания, была черной и пахла канализацией. Мне пришлось дважды вымыть ее шампунем.
После душа она рванула в мою комнату, нарезая круги, пока я вытиралась. Одним из ее родителей, судя по всему, была такса, а другим — скотч терьер или похожая порода. Ее маленькое тельце было длинным, с короткими ногами, которые выглядели слишком тонкими. Ее черная, и теперь блестящая шерсть была более длинной и жёсткой на спине и попе, где она снова завилась комками. У нее были болтающиеся уши, длинные челюсти, обрамлённые бачками, напоминающими скотч терьера, и когда она открывала рот, ее зубы казались непропорционально большими по сравнению с головой. Они напоминали медвежий капкан из старых мультиков.
Также она была болезненно худой. Вероятно, если ее избавить от шерсти, вес снизится на треть. У нее торчали ребра и выделялись позвонки на хребте.
Я три минуты безуспешно преследовала ее с полотенцем, пока меня не осенило, и я бросила его на пол. Она зарылась под него, я поймала ее и хорошенько вытерла.
Кто-то постучался в мою дверь. Что ж, рано или поздно этого следовало ожидать.
— Кто там?
— Я, — ответила мама.
Я ожидала этого. Последнее, что я хотела сейчас, это говорить с мамой.