Сарти
Шрифт:
– Вам не понравился мой ром? – Бармен навис над г. Дройтом, нахмурился. – Эй, Ларри, этим господам не по вкусу напиток настоящих мужчин!
Обладатель розовой майки мелко захихикал и предвкушающе потянулся к кобуре.
Дройт внимательно поглядел прямо в глаза бармену.
– Когда я сказал, что мне не нравится ваш ром? Хороший кубинский ром. Я иногда балуюсь таким, правда – редко. Верно, Люлю?.. И оставьте ваш револьверчик в покое, – посоветовал он бритому, за спиной которого молчаливой статуей уже полминуты маячил Юллиус Тальберг. – Нельзя после обеда баловаться огнестрельным оружием. Это
– Тогда что же?! – В голосе хозяина слышалась уже откровенная угроза. – Чтобы кто-то пришел к Жаку Кисленнену и вот так…
– Вы – Жак Кисленнен? Очень приятно, – Люлю соскочил с табуретки и шаркнул ножкой. Деревянный пол отозвался скрипом и треском. – А я – Люлю Шоколадка, позвольте представиться, а это – господин Аллен Дик Дройт.
– И мы здесь вовсе не затем, чтобы чинить обиды, – закончил г. Дройт, выпуская клуб дыма. – Мы – очень мирные люди. Но вы заговорили о напитках настоящих мужчин… Юлли, иди сюда, оставь господина Ларри в покое… А это вот – Юллиус Тальберг. Он у нас молчун. Говорит очень редко. Юлли, дай-ка мне свою фляжку. Вы позволите? Можно еще один стаканчик? – спросил он, принимая из рук Тальберга вместительную металлическую емкость. – На самом деле это можно пить и без пива, – заметил он, наливая из фляжки. – Но – вы правы: в жару лучше конечно с пивом. Прошу вас, выпейте с нами.
Юллиус тем временем тоже взгромоздился на табурет, понюхал налитый барменом ром, фыркнул, вылил ром на пол и поднес опустошенный стаканчик к фляжке.
– Ваше здоровье! – провозгласил между тем Люлю и единым духом проглотил налитое. – Пейте, пейте, хозяин. Вот напиток настоящих… мужчин. Ага-ага.
Бармен нерешительно взял свою порцию, понюхал, вскинул удивленно брови, потом, с сомнением поглядев на пришельцев, аккуратно вылил его содержимое в рот и проглотил.
Все напряженно наблюдали за ним.
А бармена между тем прошиб крупный пот, он вытаращил глаза, хватанул пару раз ртом воздух, ухватился за ближайшую кружку с пивом и единым глотком осушил. Перевел дух. Отер пот. И тут на его красном лице появилась счастливая улыбка.
– Что это? – выдохнул он наконец.
– «Бруно», – правдиво отвечал Люлю.
Сарти
1
Наша история красноречива, противоречива и изобилует ударами в морду. Что, например, сделал Христофор Колумб сразу после того, как открыл Тумпстаун, сошел на берег со своего легендарного корабля и узрел в непосредственной близости Лысого Джо? Разумеется, дал Лысому Джо в морду – да и вряд ли кто другой удержался бы. Ибо Лысый Джо – милый человек и приятный собеседник, торгующий к тому же «Иллюстрированной историей города Тумпстауна и ок(рестностей)», но его лицо – простите, рожа построена таким образом, что двадцать четыре часа в сутки просит кирпича независимо от того, бодрствует Джо или спит. Джо относится к тем людям, при встрече с которыми у вас появляется труднообъяснимый зуд в руках: пальцы начинают непроизвольно шевелиться, хватать всякие тяжелые предметы и как-то помимо вас пытаются двинуть этим всем в рожу Лысого Джо. Ну а поскольку у нас таких Джо – через одного, то вполне естественно, что тумпстаунская история носит крайне прикладной, а еще точнее – кулачный характер.
Итак, Колумб высадился здесь, на этом превосходном берегу, дал в морду Лысому Джо, сказал «Ух ты!», – и безо всякого перерыва заложил прямо там, где стоял, грандиозный кабак «Альмасен». Словом, за самый короткий промежуток времени совершил массу исторических дел. Мимо верхом на лошади проезжал по немаловажным делам господин Аллен Дик Дройт, каковой и подрысил к Колумбу, внимательно осмотрел оного и вступил с первооткрывателем в весьма продуктивный диалог, нашедший отражение в исторических анналах и запечатленный фотографическим способом. Черно-белые снимки можно видеть в уже упомянутой «Иллюстрированной истории»: «Христофор Колумб и Аллен Дройт беседуют и курят трубки»; «Христофор Колумб наносит удар в лицо Лысого Джо» и так далее. (Честно признаюсь, что г. Аллен Дройт также врезал Лысому Джо вслед за Колумбом: в этом выразилось родство душ двух великих людей.)
Но я несколько заболтался. В последнее время на меня часто нападает, я заметил, этакая болтливость. К чему бы это? Не остаточный ли эффект пребывания в Арториксе? Или раньше времени проснувшаяся потребность писать мемуары? Хотя возможно я просто болтлив от природы. Затрудняюсь судить. Сами разбирайтесь, если хотите.
Что же до Аллена Дика Дройта, шерифа, графа Винздорского, одного из столпов тумпстаунского общества и моего личного друга, то его славное имя проходит красной или даже золотой нитью через всю нашу героическую историю и намертво скрепляет ее отдельные эпизоды между собой. Ныне этот замечательный человек – в ту пору, когда на побережье установилась типичная тумпстаунская погодка, и все стали сходить с ума от жары (у нас это любят и умеют: сходить с ума) – отозвал меня из Арторикса, подальше от океана и условно-бесплатного холодного пива, обратно в метрополию: долавливать всяких бандитов-рахиминистов и трясти кабак «У гиппопотама». С моей точки зрения, все эти трогательные мероприятия могли бы и подождать, а я тем временем сыскал бы Шатла и этого бездельника Вайпера, и с наслаждением набил бы последнему морду. Я так Дройту и сказал. Мол, хочу Вайперу морду набить. Вайпер того заслуживает. Мой долг настоятельно велит мне без отлагательств набить Вайперу морду. А шериф улыбнулся мне (как он один умеет) и по-отечески молвил:
– Ты, Сэм, все же поезжай, пожалуйста. Это очень важно. Ты же понимаешь, что их всех срочно надо поймать и посадить за решетку, лучше всего в «Птичку», потому что там для них дом родной. А тут и без тебя справятся. Тут одна рутина осталась. А немного позднее у меня для тебя будет одно важное задание.
Не могу сказать, что я так уж понимал важность и необходимость немедленного водворения рахиминистов в узилище. Да, им там самое место и все такое, но отчего такая срочность? Что тут же и сказал г. шерифу.
А Дройт выбил трубку о каблук и снова улыбнулся. Будто и не слышал.
– Возьми с собой Джилли. И Лиззи… Да, а ты, часом, жениться не собираешься?
Вот это уж, извините, мое личное дело!.. Рахиминисты – ладно, это работа, и я готов признать, что чего-то не понимаю, я даже готов согласиться с тем, что, может, есть такие вещи – очень государственные – которые мне вовсе не следует понимать и от которых пытливый мой ум надобно держать подальше. А вот тут – извините: хочу – женюсь, хочу – не женюсь. К судьбам отечества это отношение имеет весьма косвенное, но приглашения на свадьбу будут разосланы заблаговременно. Ладно, я поехал.
А вот что это еще за задание важное?..
Повинуясь мудрому распоряжению, я примчался (купно с указанными лицами) на вертолете в Тумпстаун, где уже в полнейшем мраке высадился на крыше шерифского дома, поскольку более удобной посадочной площадки в центре города не нашел. Там нас любезно встретил немой садовник Джереми с гранатометом в руках: он со всем красноречием жестов дал понять, что не выстрелил в снижающийся вертолет только потому, что решил полюбопытствовать, кто это имеет наглость навещать дом господина шерифа в отсутствие хозяина, да еще поздней ночью. Джереми рассудил, что летающие на вертолете типы могут понадобиться г. шерифу живым. Может, г. шериф захочет с ними, например, о вечном побеседовать. Или еще что.