Саша
Шрифт:
Я нервно переступила с ноги на ногу. “ Я никогда раньше не ездила на мотоцикле. Я посмотрела на свои ноги. — Мне следует снять каблуки?
Он притянул меня к себе. “ Оседлай меня. Оставь каблуки на ногах.
Ухмылка на его лице обещала что-то такое грязное и восхитительное, разжигающее огонь в моих венах.
На неуверенных ногах я последовала за ним. Мои руки легли ему на плечи, чтобы удержаться и оседлать его сзади. Мое платье тут же задралось, и он скользнул рукой по внешней стороне моего бедра. Моя кожа мгновенно загорелась, жужжание распространилось до кончиков пальцев
“ Значит, я впервые делюсь с тобой? Я услышала довольную усмешку в его голосе.
“ Не горячись так, — пробормотала я, и его смех отдался вибрацией в его спине и в моей груди. — Как тебя зовут?
Я понятия не имела, что заставило меня спросить. Я подумала, что если я оседлала его сзади, то должна хотя бы знать его имя. “Мое сердце”.
“ Что это за имя такое? Мои руки скользнули под его кожаную куртку и крепко сжали. — Ты русский?
Напряжение пронзило его плечи, но в следующее мгновение исчезло.
“Это проблема?” спросил он небрежным тоном, но в его голосе был намек на что-то грубое. Он завел двигатель мотоцикла.
“ Нет. А должно быть? Я не была уверена, услышал он меня или нет.
“Держись крепче!” — крикнул он, и я изо всех сил обхватила его за талию. Мышцы его живота напряглись под моими руками, и я могла поклясться, что даже через шлем почувствовала запах его одеколона. Смесь цитрусовых и кожи.
Я никогда не ощущал ничего более опьяняющего, и в тот момент я понял.
У него был бы вкус рая и греха, слившихся воедино.
Глава Вторая
САША
T
его улыбка на моем лице казалась искренней.
Не садист. Не саркастичный. Чертовски искренний.
Это должно было быть моей первой подсказкой. Я проигнорировал это. Вторая подсказка — напряжение в моих штанах. У меня никогда не возбуждался от одного взгляда на женщину. Она была так чертовски красива, что на нее было почти больно смотреть.
Она устремила на меня свои глубокие серые глаза, и это было как удар под дых. Мой мир закружился, когда я увидел, как вспыхнули ее щеки и потекли вниз по шее, и неохотно я представил, покраснеет ли ее задница таким же цветом.
В тот момент, когда ее мягкие губы прижались к моим, мир перестал вращаться, и на ум пришло одно слово. Мое. Это должно было стать моей последней подсказкой. Я должен был прервать поцелуй. Или, может быть, поджечь мир прямо тогда и там, избавив себя на годы от головной боли.
Но я этого не сделал. Оглядываться назад было ужасно.
Эта женщина околдовала меня. Я остановил велосипед перед общежитием в Беркли. Бранка Руссо. Я следил за ней с момента смерти Мии. Я сдержу обещание. Я знал оценки Бранки, адрес, бары, которые она часто посещала, любимое блюдо, ее любимый цвет, ее любимую песню. Я проверил ее социальные сети, чтобы убедиться, что никто не травит ее, проверил ее Pinterest, чтобы узнать, что ей нравится. Да, за бортом. Но это было наименьшее, что я мог сделать после
В тот момент, когда я выключил свой мотоцикл, она ослабила свою крепкую хватку, и я пожалел, что не проделал долгий путь сюда.
Очень долгий, окольный путь.
Я помог ей слезть с велосипеда. — Спасибо, что подвезла, — парировала она нахальным и наводящим на размышления тоном.
“ Не играй с огнем, котенок, ” предупредил я, борясь с напряжением в штанах. Я никак не мог решить, котенок это или тигрица. В любом случае, это прозвище ей подходило. У нее были когти.
Она задумчиво потерла подбородок, как будто обдумывала мои слова, но то, как с вызовом сверкнули ее глаза, выдало ее.
— Мое сердце, — начала она ласково, хотя и исказила произношение. Мое сердце. Уголки моих губ приподнялись. Я не мог назвать ей свое имя и рисковать, что она узнает его. Но я бы хотел, чтобы она называла меня своим сердцем на это короткое время. “Игры с огнем — мое хобби”.
Она с важным видом отошла от меня, и напряжение в моих штанах потребовало, чтобы я пошел за ней.
Я этого не делал.
Потому что я узнал маленькую девочку. Черт возьми, она была так похожа на свою старшую сестру. Напоминание об очередной неудаче.
Бранка Руссо была зеркальным отражением своей старшей сестры. Я до сих пор помнил избитое лицо Мии с того дня. Вернувшись в казарму, я обнаружил, что к ней прикасаются мужчины. Хватаю ее. Срываю с нее форму.
Против ее воли.
Я потерял голову. Сообщить о них мне даже в голову не пришло. Я размозжил им черепа и прострелил коленные чашечки. Честно говоря, если бы командир не оттащил меня от них, я бы убил их тогда.
Но все это не имело значения, потому что я пропустил самый важный признак.
Я вошла в комнату Мии с пакетом выпечки в руке. Душ был включен, слышалось журчание льющейся воды. Я оставила сумку на единственном столе в комнате и направилась в ванную.
Я постучал в дверь. — Миа, — позвал я.
Ответа не последовало. Я постучал еще раз, затем прижался ухом к двери.
Именно тогда я услышала тихие всхлипывания. “Миа, я вхожу”.
Я подождала три удара сердца, ожидая протеста, прежде чем надавила на ручку и попыталась открыть дверь. Она была заперта. Я ударилась о нее плечом. Сильно. Не потребовалось много времени, чтобы дверь поддалась под моим натиском.
Сделав шаг в маленькую ванную, я обнаружил Мию, сидящую под душем, все еще в своей униформе. Ее одежда промокла. Больше никакой крови и разорванной одежды, но я увидел синяки, которые скрывала ее униформа, когда обнаружил на ней тех троих ублюдков. Это отражало синяки, порезы и порезы на ее лице. Старые шрамы, которые я заметил в тот день, поразили меня прямо в грудь. Она скрывала их от всех, но в тот день, когда я нес ее в лазарет, я мельком увидел их. Я наконец понял, почему Миа Руссо отказалась плавать.