Сашенька
Шрифт:
— Звиад — псих, агент КГБ! — возражал его собеседник.
— Нужен столик? Вина? Поужинаете? — спросил высокий худой грузин в голубом берете, в черкеске с газырями — талия туго-туго затянута поясом, на поясе кинжал. Он поклонился. — Вы выглядите усталой.
— Вы знаете Одри Цейтлину? Я хочу с ней поговорить.
— Старую англичанку? Она наша икона, наш счастливый талисман! Мы каждый день приносим ей еду: она проработала в этом кафе много лет, учила нас и наших детей английскому! Прошу наверх! Катенька последовала за ним на второй этаж и дальше — к маленькой комнатке в конце коридора. Он
— Ануко! — позвал он.
«Ох уж эти грузины с их уменьшительными именами!» — подумала Катенька.
— Ануко! К тебе гостья. Никто не отвечал.
Напряженно вглядываясь в полутьму, он открыл дверь.
14
— Я всегда надеялась, что вы приедете, — сказала Лала сдавленным голосом пожилого человека. Поверх ночной сорочки она накинула халат, длинные седые волосы были распущены. От нее остались лишь кожа да кости. Она была такой бледной, что казалась почти прозрачной. По ее глазам, таким огромным сияющим омутам, Катенька поняла, что в этом тщедушном теле живет дерзкий, несгибаемый дух. — Я ждала вас пятьдесят лет. Почему вы так долго?
— Здравствуйте, — нерешительно поздоровалась Катенька, опасаясь, что пришла не туда, и удивляясь: пожилая женщина, казалось, знала, кто она. — Меня к вам прислал маршал Сатинов.
— А, Сатинов. Он был нашим спасителем, нашим ангелом-хранителем. Он, конечно, уже старик. Хотя я еще старше. Присаживайтесь, присаживайтесь.
Катенька села в мягкое кресло в углу маленькой комнаты, где пахло старостью: нафталином, кремом для рук и заплесневелыми простынями. Возле кровати стояла единственная свеча; Катя увидела пожелтевшие фотографии вельмож в белых крахмальных воротничках и шляпах времен короля Эдуарда, а также высокомерной школьницы в белом переднике и много-много книг.
— Девушка, подоткните под меня подушку и принесите стаканчик вина. Попросите внизу у Лаши, он нальет. Потом мы сможем поговорить. Будем разговаривать всю ночь. Когда тебе столько лет, спишь мало. Кто захочет дожить до такого возраста? Мне больше ста лет. Вы мне верите? Посмотрите мой паспорт. Это ужасно. Все мои друзья умерли. А это не смешно! Мой муж умер сорок лет назад. Но я продолжала ждать. Я ждала вас, милое дитя! И вот вы приехали, вас прислал маршал Сатинов. Он хочет, чтобы вы нашли моих пропавших детей, так ведь? Вы записываете, дорогая?
Как во сне Катенька полезла в сумочку и достала записную книжку и ручку.
— Я расскажу вам о Сашеньке, Снегурочке и Карло.
— Подождите, Сашеньку я знаю, но кто такие Снегурочка и…
— Неужели вы ничего не знаете, дорогая? Снегурочка и Карло — Сашенькины дети. Их настоящие имена — Воля и Карлмаркс. Я сейчас расскажу их историю, но сперва открой окно, пожалуйста.
Катенька с большой радостью впустила в комнату напоенный ароматами свежий воздух. За окном цвел сказочный сад. Сквозь щели стареньких ставен в комнату сочились запахи фиалок, роз и этот особый миндально-яблочный аромат цветов ткемали. Внизу на кухне кипели котлы, источавшие запах хачапури, щедро приправленных имбирем и мускатным орехом.
И вот тут-то, потягивая вино и наслаждаясь ломтиками хачапури, доставленными воинственным грузином из кафе, Катенька отправилась в путешествие во времени: в ту невообразимо далекую эпоху, когда жил в Петрограде, в собственном доме на Большой Морской улице, богатый банкир-еврей со своей легкомысленной женой. Они растили маленькую дочурку, а помогала им в этом нянюшка-англичанка, родители которой держали таверну «Живи сам и не мешай жить другим!» в деревушке Пегсдон недалеко от городка Хитчин, что в графстве Хартфордшир.
Казалось, что Лала Льюис, как назвала ее девочка («И вы, Катенька, тоже должны меня так называть!»), знала все-все о семье Цейтлиных. Она подробно описала грустную нескладную девочку-подростка, которую обижала и презирала собственная мать, отстраненно любил отец и холила-лелеяла преданная нянюшка.
Лала своим рассказом словно оживляла волшебную картину: чудесные автомобили, сверкающие хромированными фарами, обитые кожей и драгоценным тиковым деревом; кареты и сани с форейторами, одетыми в овчинные тулупы и меховые шапки. Постепенно все смешалось: миллионеры и революционеры, графы, дядюшки и шоферы, всплески страстей и самоубийства…
— Я влюбилась в барона Цейтлина давным-давно в этом самом доме в Тбилиси — он когда-то принадлежал Цейтлиным.
Лала рассказала Катеньке, как позже он попросил ее выйти за него замуж в кабинете ресторана «Донон» в Петербурге.
— Самуил все потерял в 1917-м, но он заново начал свою карьеру при советском режиме, однако опять все потерял в 1929-м, и мы вернулись сюда. Мы думали, что будем здесь в безопасности. Мы чувствовали, что у нас мало времени, поэтому не стали терять его даром, — рассказывала она. — Мы любили друг друга. У нас каждый день был медовым месяцем, каждый поцелуй как дар. В Москве Сашенька и Ваня (так все называли ее мужа) сделали карьеру. Они всех знали, были знакомы с самим Сталиным. Сашенька работала редактором журнала, а Ваня в НКВД. Может, он и был убийцей, но казался веселым, общительным парнем.
Мы очень хотели к ним поехать: я любила Сашеньку так же сильно, как и Самуил. Понимаете, именно наша любовь к Сашеньке свела нас вместе. Потом НКВД арестовало Самуила, его осудили; я ждала, когда придут и за мной. Я продолжала работать в кафе, преподавала английский, присматривала за детьми, стала лучшей учительницей английского в городе. Я учила детей начальства и до сих пор преподаю — в свои-то годы! Но я забегаю вперед. Когда арестовали Самуила, я долго горевала. Письма и деньги, которые я отправляла, возвращались обратно: это означало, что он умер. Потом арестовали Сашеньку и Ваню. Тогда я и вовсе отчаялась. И представьте мое изумление, когда Самуил вернулся. Поэтому я поклялась, что буду ждать и Сашеньку.
— Лала, вы устали? — спросила Катенька, беспокоясь о здоровье Лалы, но жаждала продолжения рассказа.
— Хотите немного поспать?
Она заметила, как по щекам пожилой женщины текут слезы.
— Я устала, но я так долго ждала этого разговора.
Понимаете, когда Самуил был в лагере, мне позвонил товарищ Сатинов с предложением, от которого я не могла отказаться. Слушайте меня, Катенька. У меня хватит сил лишь на один рассказ.
— Я слушаю, слушаю.