Сашенька
Шрифт:
Катенька присела на красный диван, еще хранивший тепло от только что возлежавшего на нем могучего тела. Агриппина не скупилась на румяна и губную помаду. На ней было типичное советское синее платье с кружевным декольте и уймой блесток на бедрах. Причесана она была так, как это было принято среди женщин — руководящих работников брежневской эпохи: высоко взбитые волосы выкрашены в медно-каштановый цвет.
— Вы знаете, моя работа — собирать воспоминания членов партии, каталогизировать и хранить в этом спецархиве.
— Агриппина Константиновна,
Раскрыв рот, она еще не знала, что будет врать, ведь любую ложь легко распознать, потому что вся коммунистическая верхушка знакома друг с другом, они вместе ходили в школы, потом в вузы, затем переженились, стали жить на соседних дачах и воспитывать новое поколение «золотой молодежи».
Но Катенька уже слышала свой ставший вдруг чужим голос.
— Товарищ Бекбулатова, — начала она, — я принесла вам подарок от… Марико Сатиновой. Вы, несомненно, с ней знакомы?
Катенька сжала зубы, стараясь унять внутренний трепет.
— От Марико? — повторила Агриппина, склонив набок голову. Да.
— Я, разумеется, знакома с товарищем Сатиновым, — с благоговением произнесла Агриппина. — Не слишком хорошо, встречались как-то на концерте в консерватории и, естественно, по службе.
— Естественно, — согласилась Катенька. — Но неужели вы не знаете Марико?
Агриппина покачала головой.
— А именно она прислала подарок?
— Да-да, и хотела представить меня вам. Она наслышана о вас благодаря вашей преданной и важной работе с ее отцом, товарищем маршалом.
Ноздри Агриппины затрепетали, она расправила плечи, выпятила грудь и, казалось, раздулась от гордости.
— Товарищ Сатинов упоминал мое имя?
— Разумеется! Я друг семьи, и он, естественно, упоминал вас, рассказывая о том, как вы ему помогли в написании мемуаров. Он сказал, что без вас книги бы не было.
— Да уж, легендарные товарищи Громыко и Микоян, над книгами которых мне посчастливилось работать, говаривали, что их воспоминания не были бы завершены без моего участия в качестве редактора.
— Это нисколько меня не удивляет, — заверила Катенька, чувствуя, что ложь, когда она удается, заразная штука, которая ведет к другой лжи. — Товарищ Сатинов так мне и сказал: «Мой юный друг, иди к Агриппине Константиновне, этому редактору от Бога, этой хранительнице святого огня, она научит тебя, как работать над мемуарами, она обучит тебя мастерству…»
— Ты коммунист, товарищ…
— Екатерина Винская. Да, я была пионеркой, потом комсомолкой, я историк, пишу о роли товарища Сатинова в штурме Берлина.
— Эх, нас так мало осталось… Какое удовольствие познакомиться с вами! — сказала Агриппина. Она осеклась, перестала улыбаться. — Но почему мне не позвонил сам товарищ Сатинов? Он знает, что…
— Он очень болен, — ответила Катенька. — Рак легких.
— Я слышала. Но я должна перезвонить его дочери, этой Марико, и проверить… — Она потянулась к телефону.
— Агриппина Константиновна, подождите, — немного поспешно воскликнула Катенька. — Марико сегодня у него в… кремлевской больнице. Поэтому я и пришла без звонка. Товарищ Сатинов в момент просветления велел Марико передать вам подарок — вы поймете, что от него. Катенька похлопала по свертку.
— Это мне?
— Вам.
— От Марико Сатиновой и маршала?
Агриппина подвинулась к краю кресла, чтобы быть ближе к свертку. Катенька со свертка руки не убирала.
— У вас здесь хранятся черновики воспоминаний маршала? — Катенька следовала наставлениям Максима.
— Да, в этой папке. — Палец, унизанный перстнями, указал на горы пожелтевших рукописей, которые занимали каждый свободный сантиметр кабинета. — Вы понимаете, наши знаменитые товарищи диктовали свои воспоминания помощникам или лично мне, а потом уж была моя работа — подготовить книгу к публикации, согласно указаниям Центрального комитета выпуская те подробности, которые могли сбить с толку читателя. Не все вошло в окончательный вариант мемуаров маршала Сатинова, как и в мемуары других наших лидеров.
— Маршал Сатинов хотел, чтобы я просмотрела именно эти отрывки… чтобы я могла оценить вашу редакторскую правку. До последнего дня перед болезнью он просил Марико передать вам этот сувенир как еще одно выражение его благодарности.
— Катенька взяла сверток в руку. — У вас остались записи?
— Я должна позвонить маршалу или поговорить с директором архива…
— Как пожелаете, — ответила Катенька, — в таком случае я передам этот подарок директору.
Это решило все дело. Агриппина встала на колени и склонилась над грудой бумаг — Катенька опять могла «наслаждаться» видом ее пояса с подвязками, пока та бормотала себе под нос, называя каждую рукопись.
Наконец она с победоносным видом достала воспоминания Сатинова. Тяжело дыша, с красным лицом, она опустилась назад в кресло и уставилась на сверток.
Катенька ждала, пока Агриппина передаст ей документы, которые лежали у женщины на коленях.
Но та не торопилась, а с ожиданием смотрела на Катеньку — выщипанные брови удивленно изогнулись.
Катенька оглянулась.
Атмосфера в комнате изменилась, запахло грозой.
— Ой, Агриппина Константиновна, чуть не забыла: подарок от Сатинова, — произнесла наконец Катенька, передавая ей увесистый сверток. Агриппина широко улыбнулась, схватила пакет и достала огромный флакон «Шанель № 5» за триста долларов.
— Мои любимые! — воскликнула она, прижимая к себе флакон.
— Как маршал вспомнил?
— Я могу посмотреть рукописи? — спросила Катенька.
— Только в моем кабинете, — ответила Агриппина.
— Тут не опубликованы только несколько фрагментов.
Их, кроме меня, никто не читал. — Катенька взяла в руки пачку листов, и ее кольнуло какое-то дурное предчувствие. — Кладите ноги на диван. Наслаждайтесь прохладным воздухом от вентилятора и музыкой Глинки. Можете делать записи.