Сатана и Искариот. Части вторая (окончание) и третья
Шрифт:
— Почему мой брат молчит? Почему он ничего не говорит? — поторопил я его.
Он сделал такое движение, словно собирался что-то отогнать от себя, и вопрошающим тоном произнес:
— Раз Олд Шеттерхэнд говорит с воинами нихоров откровенно, то и я хочу быть откровенным и скажу тебе, что мой брат, вождь, посоветовал мне слушаться тебя и Виннету, великого апача.
— Потому сегодня и завтра вы одержите две великие победы, не потеряв при этом своих воинов. Ум надежнее, чем сила, а милосердие неодолимее убийства.
— Но согласен ли с этим Виннету? Мне надо слушаться не только тебя, но и его.
Тут апач ответил:
— Все, что говорит или делает мой брат Олд Шеттерхэнд, я сам мог бы сказать или сделать. Пусть мои братья послушаются
Отряд наш, растянувшись длинной змейкой, быстро, не извиваясь, скользил по голой каменистой земле. Ни травинки не было видно вокруг. Поэтому я поразился, увидев внезапно возникший перед нами лес или, вернее сказать, перелесок, контуры которого, если посмотреть на него сверху, как мне казалось, должны были напоминать овал.
— Это Глубокая вода, — сказал Виннету, показывая в сторону леса.
— Озеро лежит посреди этого перелеска? — спросил я.
— Да.
— Действительно, это место похоже на былой кратер.
Мы прибыли с востока. Виннету решил сделать крюк, чтобы въехать в перелесок с юга.
— Зачем нужен такой крюк? — спросил я его.
— Могольоны прибудут с севера, и они не должны сразу же заметить наши следы.
Было очень странно, что крайние деревья перелеска вздымались высоко вверх сразу, без какого-либо перехода от травы к кустикам, кустам и деревцам. Граница растительности тут была такой четкой, какой я никогда и нигде прежде не видывал. В том месте, где мы достигли леса, в нем виднелся просвет. Виннету сошел с коня и сказал:
— Этот просвет приведет нас к Глубокой воде. Нам нельзя брать с собой наших коней, но и нельзя их оставлять здесь, возле деревьев, ведь они выдадут нас. Пусть десять воинов нихоров поскачут с ними на юг до тех пор, пока их не будет видно отсюда. Там они должны ожидать нас, пока мы их не позовем.
Зоркий Глаз отрядил десять человек, что должны были последовать этому приказу; остальные пробирались сквозь редколесье. Внутри местность поразила меня еще более, чем снаружи.
Я увидел небольшое круглое озеро, диаметром примерно в пятьдесят локтей. Вода в нем была светлая и прозрачная, как кристалл. Глубина озера составляла, пожалуй, десять-двенадцать локтей. Берег был широк и довольно высок, порос густой травой, вверх поднимался пологий склон, также покрытый травой, наверху озеро обрамляла поляна, как широкая зеленая рама, обнесенная перелеском. В целом все это походило на миску с двойными краями, заполненную водой лишь до нижнего края. Трава и вверху, и внизу была притоптана. Виннету внимательно посмотрел ее и спросил:
— Как думает мой брат, кто здесь был и так вытоптал траву?
— Конечно, Крепкий Ветер со своими могольонами.
— Когда он мог отсюда уехать?
Я внимательно осмотрел несколько мест в траве и ответил:
— Не меньше часа назад.
— Верно. Мы прибыли не слишком поздно, но и не слишком рано. Перед нами — могольоны и позади нас могольоны. Те, что позади, должны стать нашими. Пусть мой брат Шеттерхэнд обдумает, как это сделать.
Я стал размышлять. Могольоны, прибывшие с Джонатаном Мелтоном, захотят напоить своих коней; значит, им надо будет спуститься с ними к воде, к нижнему краю углубления. Когда они окажутся внизу, то не смогут увидеть ничего дальше верхнего края берега высотой в десять локтей. Если бы мы скрылись до их прихода в перелеске, а затем подождали, пока они не отведут своих коней вниз к воде, то нам, чтобы оказаться полновластными хозяевами положения, понадобилось бы всего лишь взять их на прицел наших ружей сверху. С их стороны сопротивляться было бы бессмысленно. Их было меньше пятидесяти, а нас почти сто; значит, на каждого из них пришлось бы по два наших выстрела. И к тому же там, внизу, они были беззащитны под прицелами наших стволов, тогда как им, стоило нам улечься наземь, удавалось бы видеть лишь эти стволы. Дело, как говорится, совершенно пустяковое, и посылать в них наши пули было бы более чем просто убийством, если только они сдуру не вздумают стрелять в нас. Я сказал младшему вождю нихоров, стоявшему возле меня и Виннету:
— Мой брат — отважный воин, но речь здесь не идет о проверке храбрости. Я попрошу тебя, пусть твои воины образуют вокруг озера кольцо. Затем, когда это произойдет, пусть каждый, попятившись со своего места, спрячется в лесу и останется там в укрытии, пока не прибудут могольоны. Те поведут своих коней вниз, к воде. Тогда я выступлю из-за деревьев вперед, но нашим воинам нужно будет по-прежнему оставаться в укрытии, меня они увидят. Как только я подниму руку, пусть они также выйдут, улягутся у верхнего края озера так, чтобы образовалось кольцо, и нацелят свои ружья в находящихся внизу врагов. Но стрелять они не должны, даже если мне или Виннету пришлось бы выстрелить. Лишь когда я громко подам им команду, они смогут это сделать, но стрелять им надо только в тех врагов, которые оттуда целятся в них. Не должен пострадать ни один могольон, не ставший обороняться. Я, правда, не могу наказать того, кто будет действовать вопреки этому приказу, но мы постараемся, чтобы он прослыл среди воинов своего племени трусом. Тебя это устраивает?
— Раз брат сказал так, значит, это правильно, — ответил он.
— Жизнь могольона должна быть для вас святой, но все, что у них есть при себе, в том числе и их амулеты, должно достаться вам как трофей.
— А вы? Что вы возьмете себе?
— Ничего. Мы здесь не затем, чтобы вести войну и добывать трофеи.
Глаза его загорелись. Индеец лучше расстанется с жизнью, со своим скальпом, нежели со своим амулетом, самой большой святыней из тех, что у него есть. Амулет индейца — тот предмет, который после долгих испытаний и многих сражений он выбрал в качестве талисмана, и его он готов защищать до последней капли крови. Того, кто теряет свой амулет, считают опозорившимся и изгоняют из племени, пока он не завоюет себе в бою амулет какого-нибудь знаменитого врага.
Вот почему был так рад Зоркий Глаз, когда я сказал ему, что амулеты могольонов должны достаться ему и его воинам.
— Я вижу, что мой брат честен и хорошо относится к нам! — восхищенно воскликнул он. — Собаки-могольоны выступили в поход, чтоб растерзать нас; они взвоют от позора и ужаса, если им придется без своих амулетов воротиться в те норы, из которых они повыползали! Что нам еще нужно сделать?
— Ничего, кроме того, что я уже смог приказать; мгновение должно все решить. Но скажи своим воинам, чтобы они следили за мной и повиновались каждому громкому слову, сказанному мною! Ты сам останешься поблизости от меня!
Он созвал своих людей и передал мои распоряжения. Вскоре они укрылись в лесу, и так, что ни одного из них невозможно было разглядеть сквозь листву. Между деревьями было два просвета, на юге и на севере, по которым можно было пробраться к воде. С южной стороны встали Виннету и Эмери, а я с Данкером и Зорким Глазом расположился у северного просвета. Едва только наши приготовления были завершены, я, выглянув с северной стороны из-за деревьев, увидел отряд всадников, подъезжающий по равнине к перелеску. Он был еще так далеко от нас, что отдельные всадники оставались неразличимы, но их не могло быть намного больше и намного меньше полусотни; значит, это были те самые индейцы, которых мы ожидали, я крикнул громко:
— Они уже близко. Но без команды не высовываться!
Виннету и Эмери отошли за деревья. Данкер сказал мне:
— Они приближаются очень быстро. Их уже можно узнать. Леди вместе с Мелтоном скачет впереди. Сейчас они наверняка остановятся и вышлют вперед разведчика.
— О нет! Они для этого слишком неосторожны. Да и чересчур поздно было производить разведку, потому что, находись здесь враги, их бы давно уже заметили.
— О’кей! Вы полагаете, что мы им, может быть, не враги? Я все-таки думаю, что враги, и еще какие!