Сатанинский взгляд
Шрифт:
— Хватит болтать о величии. Что, этот Безумный Харолд сочувствует коммунистам?
— Простите, Великий Ван, кажется, гордыня затмила мне разум. Извините меня. Безумный Харолд — мой заказчик.
— И что он вам заказывает? — поинтересовался Великий Ван.
— То же, что когда-то заказывали и вам, драгоценный учитель, и всем другим великим ассасинам Дома Синанджу.
— Значит, вы собираетесь прикончить душку Рабиновича?
— Вы знаете его, Великий Ван?
— Знаю ли я его? Это классный парень. Нужно любой ценой сохранить ему жизнь.
— И вы предстали передо мной, о учитель, чтобы сказать мне об этом? — спросил Чиун.
— Да, и еще о том, чтобы вы никому не позволяли меня беспокоить. Ясно? Можете остаться здесь.
— О, какая радость снова оказаться рядом с вами, великий учитель!
— Ну-ка, отойдите немного влево. Вы заслоняете мне обзор. Я хочу видеть свою армию. У нас большие планы. Грандиозные! Вы когда-нибудь воевали? Война — это здорово. Раньше я ненавидел войну. Неудивительно, что все осуждали войну. Чего хорошего можно ожидать от неумех-генералов?
Чиуну было странно слышать подобные речи от Великого Вана. Ни один настоящий убийца не может одобрить войну, в которой участвуют тысячи непрофессионалов. Но Чиун ясно видел высокий лоб своего учителя, его лукавую улыбку, плотную фигуру и кимоно, в какие облачаются только выходцы из Синанджу.
Почтительно поклонившись Великому Вану, Чиун отошел в сторону и с презрением раздавил в ладони коробочку с кнопкой, на которую Безумный Харолд просил нажать, когда все будет кончено.
Всякому, кто постиг мудрость Синанджу, было ясно, что усомниться в Великом Ване может лишь недостойный. Ибо Великий Ван находится в центре Вселенной, а все, что расположено за пределами центра, находится вне гармонии. Так говорили мудрецы Синанджу о Великом Ване, чье посмертное имя было Несущий Радость.
Римо прекрасно понимал, что дело не в Чиуне, а в Синанджу. Он уже несколько часов смотрел в небо, чувствуя себя средоточием тьмы и антиподом солнца, ощущая, как жизненные силы постепенно убывают и как его клонит в сон, который может оказаться вечным.
Неожиданно ему почудился какой-то шорох. Этот шорох можно было принять за чьи-то шаги, но это были необычные шаги. Большинство людей при ходьбе опирается на пятку или на подушечку ступни. Мастера Синанджу опирались на всю ступню и двигались плавной скользящей походкой. Человеческий слух был не в силах уловить их шаги. Но Римо услышал шорох, а потом в комнате кто-то сказал:
— Как долго я ждал встречи с человеком из другого мира, который был рожден не в нашей деревне.
Это было сказано по-корейски, на том самом диалекте, который был знаком Римо по речи Чиуна, однако голос говорившего звучал не пронзительно, а тепло и даже немного лукаво.
Римо промолчал.
— Ты — представитель белой расы, — продолжал все тот же голос. — Я всегда знал, что белый человек способен освоить премудрости Синанджу. Хвалю тебя, Римо Уильямс. Ты молодец.
Было странно, что кому-то пришло в голову похвалить Римо. Он по-прежнему не оборачивался, и не потому, что боялся увидеть мираж. Скорее он опасался, что это будет не мираж, а что-то другое. Никогда еще он не испытывал такой хандры и апатии. Он чувствовал себя издерганным, никчемным, ни на что не способным. Ему ничего не хотелось делать.
— Ты жалеешь себя? Неужели ты стал таким же, как Чиун?
Римо покоробило от этих слов. Сам он мог сколько угодно осуждать Чиуна, но выслушивать подобные речи от постороннего не собирался.
— Если вы что-то имеете против Чиуна, скажите об этом ему, — огрызнулся Римо.
— Я уже говорил. Указывал ему на то, что он чересчур ребячлив и эгоистичен, а порой смешон в своей заносчивости.
— Вероятно, вы существуете только в моем воображении. И я не собираюсь смотреть на вас, — сказал Римо.
За спиной послышался смешок. Римо пропустил его мимо ушей.
— Конечно, я существую лишь в твоем воображении. Как и все остальное. Как Вселенная, которая всего лишь плод нашего воображения. Ты ученик Чиуна. Знаешь, он любит тебя. Когда-то у него был сын, но он погиб, не выдержав тренировок.
Римо обернулся. Небольшого роста полный человек с высоким лбом и ослепительной улыбкой сидел на кровати, сложив руки на коленях. У него был такой вид, словно мир представлялся ему шуткой.
— Великий Ван, — молвил Римо.
Толстяк замахал на него рукой.
— Зови меня просто братом, Мастер Римо. Ты стал настоящим Мастером Синанджу.
— Ну и что?
— Почему вы, современные люди, так серьезны? Что ты, что Чиун. Вы возомнили, что спасаете мир. Чиун думает, что спасает славу Дома Синанджу. Скажи мне честно, когда в последний раз ты остановился на секунду, чтобы понюхать цветок или полюбоваться закатом? Зачем вы живете на земле? Чтобы поскорее отправить неугодных вам людей в могилу?
— Разве вы не были убийцей?
— Конечно, был, но не таким, как вы. Что с вами происходит? Чиун убивает, если кто-то слегка испортит ему настроение, ты убиваешь, надеясь тем самым установить в мире справедливость. Вам обоим необходимо хотя бы раз хорошенько отоспаться, отдохнуть. Когда в последний раз ты любил женщину?
— Давно. Но это не принесло мне радости... А я не знал, что у Чиуна был сын.
— Был, но Чиун недосмотрел, и мальчик погиб, взбираясь на высокую скалу. Сейчас больше всего на свете он боится потерять тебя. И хотя он себе в этом не признается, он любит тебя больше своего сына.
— Он постоянно цепляется ко мне из-за того, что я белый.
— Чиун ужасный сноб. И все же надо быть благодарным ему за то, что он сделал тебя членом нашей семьи. Римо, твое место в Синанджу. Тебе грустно, потому что ты впервые в жизни покидаешь родину.
— Я поднимаюсь на новый уровень мастерства? — спросил Римо.
— Уже поднялся, — ответил Великий Ван. — Именно поэтому ты и испытываешь боль. И теперь твоя жизнь начинает постепенно клониться к закату.
— Почему так происходит?