Сатанинский взгляд
Шрифт:
— Мы же уже попрощались, Смитти, — сказал Римо в трубку.
— Вы были совершенно правы, покинув нашу организацию, — откликнулся Смит.
На том конце провода слышались звуки артиллерийской стрельбы. У Смита был радостный голос. Это показалось Римо странным: прежде голос Смита никогда не бывал радостным.
— Послушайте, Римо, — продолжал Смит, — все эти годы мы боролись с гнилью, разъедавшей нашу страну. В результате сами мы становились лучше и сильнее, а страна — все слабее и хуже. Но я наконец нашел средство, способное возродить Америку. Тот самый
— Рад за вас, — сказал Римо и повесил трубку.
— Разве можно так разговаривать с императором? — покачал головой Ван, пряча лукавую усмешку.
— Я не намерен лгать ему, как Чиун. Он вешает Смиту лапшу на уши, а потом поступает по-своему. Вот в чем разница между нами. Я всегда прямо говорю то, что думаю, а не пою оды в честь «великого императора».
— Ну и ну! — воскликнул Ван. — Меня поражает, как серьезно вы относитесь к своему работодателю. Просто чудеса. Чиун курит ему фимиам, а ты беспощадно рубишь правду. До чего же вы похожи!
— Если правда и ложь — одно и то же, то вы правы. Но в таком случае все в мире похоже друг на друга. Наконец-то я вас подловил. Впрочем, наверное, вы, как и Чиун, не захотите признавать свое поражение. Возможно, такова традиция Синанджу. Что ж, играйте в свои игры, а для меня тема закрыта.
— Ну, раз уж тема закрыта, я позволю себе одно последнее замечание. Тот, кто считает необходимым выкладывать своему работодателю чистую правду, и тот, кто предпочитает услаждать его лживыми речами, на самом деле поступают сходно. Казалось бы, и тот, и другой делают это из уважения к своему начальнику, а в действительности выходит, что они не особенно его уважают, не так ли?
— Вы можете сколько угодно заниматься софистикой, — сказал Римо. — Я пошел.
— Нет, ты останешься, — молвил Ван. — Знаешь, от чего ты пытаешься убежать? От правды. А это невозможно, даже если будешь бегать от нее целую вечность!
— Разве в моем распоряжении есть целая вечность? Кстати, я хотел спросить, сколько живут Мастера Синанджу? Сейчас мне на двадцать лет больше, чем тогда, когда я приступил к тренировкам, но внешне я даже помолодел года на два. Не знаю, сколько лет Чиуну, но его движения совершенны.
— Неужто ты и впрямь так считаешь? Неужто тебе кажется, что Чиун в совершенстве владеет всеми приемами? Разве ты не слышал моих слов о Мастерах Синанджу?
— Вы сказали, что у нас с Чиуном самый чистый удар из всех Мастеров Синанджу. Кстати, с чего вы взяли, что мы оба относимся к своему работодателю с чрезвычайной серьезностью?
— Я знаю только одну страну, которая существовала в мое время и дожила до сегодняшнего дня. Это Египет. Но поверь мне, теперь это совершенно другая страна. Я не могу назвать ни одной древней династии, которая бы сохранилась поныне. Где те границы, ради которых люди умирали и убивали себе подобных? Все исчезает, Римо. Со временем исчезнет и Америка, как и все остальное.
— Только Синанджу будет жить вечно. Так утверждает Чиун.
— Он имеет в виду мастерство Синанджу. Почему оно уцелело в веках? Потому что остались люди, им владеющие. Мастерство Синанджу не просто выжило, но стало более совершенным...
Телефон зазвонил снова.
— Римо, выслушайте меня, — взмолился Смит на том конце провода. — Выслушайте ради всего, что нас связывало все эти двадцать лет.
— Ну что вы ко мне пристали, черт побери?!
— Ах, какая беспощадная прямота! — хихикнул Ван. — Чиун завел бы медоточивые речи, но ты не такой. Ты рубишь правду.
Римо прикрыл трубку ладонью:
— Дайте мне разобраться со Смитом.
— Ах, как вы близко принимаете все к сердцу — ты и Чиун!
— Слушаю вас, Смитти, — сказал Римо в трубку.
— Должно быть, вы слышали о войне, которая идет в Сорнике? — спросил Смит.
— Нет, — ответил Римо.
Он жестом попросил Вана бросить ему апельсин. Пухлая ладонь Вана опустилась на розовое блюдо с апельсинами. Вонзив ноготь большого пальца в один из них, Ван крученым ударом послал его Римо. Пока апельсин летел к нему, шкурка аккуратной волнистой ленточкой отделялась от мякоти, точно под ножом искусного повара. Очищенный плод приземлился на ладони у Римо, а шкурка упала ему под ноги.
— Как вам это удалось? — удивился Римо.
— Разве Чиун не научил тебя этому фокусу?
— Нет, он ничего подобного не умеет.
— Вероятно, этот простенький прием был утрачен в средние века. Прежде апельсины были другими — с более тонкой шкуркой и более крепкой мякотью. Ах, какие апельсины выращивали в мое время в Паку! Будь у меня сейчас такой апельсин, шкурка не упала бы на пол, а легла бы рядышком с очищенным плодом.
— Первый раз слышу название Паку.
— Вот именно, — подмигнул Ван. — В свое время это был крупнейший торговый центр. Единственное, чем он прославился, так это крепкими и маленькими апельсинами, с которых было удобнее снимать шкурку. Так-то вот. А теперь вернись к разговору со своим работодателем.
Римо убрал ладонь с трубки:
— Да, Смитти.
— Вы не один?
— Точно.
— Я по-прежнему хочу, чтобы наша беседа осталась сугубо конфиденциальной. Римо, сегодня в Сорнике идет сражение, которое определит будущее человечества. Мы объявили войну против зла, с которым должно быть покончено. Впервые за много лет я вижу, как свет забрезжил в конце туннеля. Я вижу реальную возможность спасти Америку раз и навсегда.
— Паку, — задумчиво произнес Римо.
— Что вы имеете в виду?
— Еще один центр Вселенной.
— Не понимаю. Послушайте, Римо. Рядом со мной находится Чиун. Он сам объяснит вам, насколько все это важно.
Римо насвистывал, ожидая, пока трубку возьмет Чиун.
— Я вижу, ты чем-то расстроен, — заметил Ван.
— Отстаньте от меня, — огрызнулся Римо.
Наконец в трубке послышался писклявый голос Чиуна:
— Римо, у меня для тебя прекрасные новости. Я наконец нашел замечательного императора, служить которому одно удовольствие. Угадай, кто еще поступил к нему на службу?