Сатори в Париже
Шрифт:
«А как вы догадались что мы овернцы?»
«Шестое чувство, знаете ли, шестое чувство, такой уж я догадливый! А у тебя как дела, приятель, куда едешь–то?»
«Я?» говорю я с остаточной бретонской мрачностью. «Во Флориду еду» (`a Floride).
«Эх, должно быть красиво там! И вы, уважаемая тетушка, у вас сколько детей?»
«Ох – семеро»
«Ай–ай, почти можно сказать многовато. А с меньшой–то возни много?»
«Да нет – не особо»
«Ну, значит, повезло вам. Вот как все здорово, честное слово», закладывая на скорости 70 миль в час вираж
«Дамы», обращается он к заднему сиденью, «а вы куда направляетесь? Ах да, вокзал Сен–Лазер, да, вот мы и на месте – Еще минуточку» — Вжжик «Приехали», и он выпрыгивает наружу, оставляя меня, ошарашенного, с моим билетом в руках, сидеть на переднем сиденье, и рывком вытягивает их чемоданы, свистком подзывает носильщика, дав им время половчей приладить ребенка и все такое, и прыгает назад в машину, в которой мы остались одни, говоря: «Орли, так?»
«Ага, mais, но, мсье, мне бы стаканчик пива на дорогу»
«Ну–у – это ж займет у меня десять минут»
«Десять минут это не так уж и долго»
Он серьезно смотрит на меня.
«Ладно, я мог бы остановиться в одном кафе тут по пути, с удобной парковкой, а ты давай поскорей, а то это ж суббота утром, мне работать надо, эх, жизнь»
«Может выпьешь со мной?»
Вжжик.
«Это здесь. Выходим»
Мы выскакиваем из машины, бежим в это кафе под зарядившим уже дождиком, ныряем внутрь и заказываем два пива. Я говорю ему:
«Если ты так уж спешишь, я покажу тебе как выдуть стакан за один пробульк!»
«Да нет, не надо», говорит он печально, «минутка у нас найдется».
Внезапно он мне напоминает Фурнье, того игрока в Бресте.
Он говорит мне как его зовут, овернское имя, а я называю ему свое, бретонское.
Когда я чувствую что ему уже не терпится, я открываю рот и даю полбутылке пива разом проскользнуть внутрь, этой штуковине я научился в обществе Фи–Гамма–Бетта [95] , теперь оказывается что не зря (поднимаешь бутылку и опрокидываешь ее в себя, отказавшись от кружки, а еще я был членом их футбольной команды), и будто гангстеры ограбившие банк мы прыгаем в машину и ВЖЖЖИК! мчимся по блестящей от дождя автостраде делая 90 миль в час в Орли, он рассказывает как быстро мы едем, а я смотрю в окно и думаю о том что мчусь на этой крейсерской скорости к следующему бару в Техасе.
Мы говорим о политике, об убийствах, свадьбах, знаменитостях, и когда мы приезжаем в Орли он выдергивает мой чемодан из багажника, я плачу ему, а потом он прыгает назад и говорит (по–французски): «Не хотелось бы повторяться, но сегодня, в субботу, я работаю чтобы помочь своей жене и ребятишкам – И я слышал что ты мне рассказывал о квебекских семьях, в которых по двадцать–двадцать пять детей, это слишком уж много, слишком – У меня их всего двое – Но, работа, да, это уж точно, штука такая, такая вот как ты говоришь, штуковина, ну, по любому, спасибо, доброе у тебя сердце, держись его, а я поехал»
«Adieu, мсье Раймон Байе», говорю я.
Тот самый подаривший мне сатори таксист с первой страницы.
И когда говорит Господь «Я есмь», мы забываем почему же были мы некогда с Ним разлучены.
Короткое послесловие переводчика.
Большое спасибо тем кто помог расшифровывать керуакизмы – Dennis Cardwell, Dave Moore, Sloy, Horst Spandler, Hawker, Diane deRooij и многим другим в сетевом Beat University. А также Леше Белкину, за текст песни Foggy Dew.
[1] Понятно?
[2] Магдалина будет по–французски Madelaine (Мадлен).
[3] Бакминстер (не Бакмастер!) Фюллер, знаменитый американский архитектор, придумавший много новых форм, в том числе и геодезическую вышку, по форме напоминающую Эйфелеву башню. А еще он был большой чудак, известный своими закидонами. Бакмастер же получился, возможно, от Стальной Корпорации Бакмастер в Огайо, тоже более–менее в тему, вот и перемешалось все в керуаковской голове.
[4] Переводческое жульничество. В оригинале:
«How can I go into such detail about toilet matters. She really made me blush at one point. I shoulda told her to stick her head in the «poizette» (that`s old French for the toilette) but of course she was too delightful for words.»
Если переводить это дословно:
« Как могу я передать все подробности наших делишек в туалетной комнате. В какой–то момент она по–настоящему заставила меня покраснеть. Я должен был сказать ей засунуть голову в «poizette» (так на старофранцузском будет «туалет»), но конечно же она была слишком восхитительна для таких слов»
Такое описание показалось мне уж больно некеруаковским, скорее на Берроуза похоже, любившего посмаковать всякую дрянь, и я горестно завопил американам, помогите найти какой–то подтекст. Вот что написала мне Sloy:
«в веселом изумлении вспоминая и описывая этот случай (и не находя для этого слов), он думает что должен был бы «сказать ей засунуть голову в «poizette»», что означает: «тормозни–ка немного, остынь»
К сожалению, заставить эту фразу зазвучать по–русски как «остынь» я не в силах («Эй, подруга, не кипятись, засунь–ка лучше башку в унитаз!», представляете?). Поэтому так как получилось.
Но также и сам факт что они любили друг друга в туалете не так уж и очевиден. Как написал Билл Гарген, «в пуританской Америке 50–х зайти в туалет или заняться любовью – это два действия, которые совершались втайне и не должны были быть предметом широкого обсуждения, считаясь «грязным занятием» Так что, я думаю, перевод должен отразить эту идею – ему было трудно говорить о чем–то настолько грязном, как его сексуальные эскапады». Но тут он по–моему перемудрил.
[5] Книга снобов (фр.)