Саван алой розы
Шрифт:
Для семейства Соболевых все лето прошло как в тумане после случившегося на даче. Какие уж тут именины? Саша, пораженная, обрадованная, восхищенная, что брат помнит, поспешила распаковать сверток и в голос ахнула: внутри была премиленькая брошка с самоцветами.
– Деня, как красиво… я Люсе отдам, ты не против? Ей ужасно понравится!
– Нет уж, я против. Люсю я и так не обижу, не сомневайся, а ты себя совсем не балуешь. Заперлась в этом доме, как в темнице, и заживо себя похоронила.
Саша только тяжко вздохнула,
– Мы ведь с тобой почти не говорили после смерти мамы…
И тут у Саши будто рычажок кто-то переключил: все ее слезы, сдержанные за день, хлынули одним сплошным ручьем. Не выдержав, она уткнулась лицом в плечо брата, разрыдавшись горько и безутешно:
– Ты прав, Деня, как же ты прав… – бессвязно бормотала она, хлюпая носом. – Мы так отдалились… и Николашу не видим совсем. И ты теперь так резко говоришь о Гансе, об этом всем… что я совершенно перестала тебя узнавать! Ты словно чужой! И даже Юлия раньше такой как будто не было, а сейчас… сейчас… я только теперь поняла, почему матушка все время была в Новой деревне и не жила у нас. Все из-за нее! Из-за Юлии!
– Ну-ну, милая, будет, – насилу утихомирил ее Денис. И все-тки вступился за жену. – Случившееся всех нас выбило из колеи, не только тебя. А Юлия – она еще и оттого себя так ведет, что боится за детей. И за всех нас. Право, не знаю, имеют ли ее страхи основание, но она полагает, что, если этого… человека и правда выпустят, то он станет нам мстить.
Саша хлюпнула носом, удивлено воззрившись на брата. Что он говорит такое?
– Ты была мала тогда, Саша, а Юлия помнит все прекрасно. Оттого и боится. За нас, за детей. Пойми ее и не суди строго.
А пока Саша обдумывала услышанное, сказал главное:
– Я знаю, что ты говорила полицейским, будто Ганс невиновен. Я не зол на тебя, не думай. Но мне досадно, что ты стала обсуждать это с какими-то посторонними людьми из полиции, а не со мной.
– Я пыталась, Деня… – слабо возразила Саша, – но ты ведь и слышать не хотел… Я подумала, что…
– …что эти люди поймут тебя лучше, чем я? – прохладно закончил ее мысль Денис. – Едва ли. Зато теперь эти двое, а значит и вся полиция, знает, что в доме Соболевых не все гладко. Что мы все перессорились, не успело тело нашей матери остыть.
Денис замолчал теперь надолго, должно быть, ему и впрямь горько было осознавать все это. Молчала и Саша, обессиленно глядя на угол стола и едва ли не впервые допуская мысль – а что, если Ганс и правда виноват? И даже если это не так – а это, конечно, не так – возможно, стоило хотя бы сказать о дневниках Денису. Быть чуть настойчивей. Ведь получилось же у нее сегодня противостоять Юлии? Наверняка однажды вышло бы и убедить брата.
Но теперь уж поздно об этом думать… Неужто она в самом деле это сделала? Предала семью.
Саша
– Наш отец умер, когда ты была совсем девочкой, и перед смертью просил меня – умолял – заботиться о тебе и о Николае. И я заботился. Не всегда это получалось хорошо, но, право, я старался как мог. Больно осознавать, Саша, что у меня так и не вышло сделать тебя счастливой. Юлия сказала мне, ты не хочешь больше заботиться о Люсе с Петей, а хочешь жить своим домом. Это правда?
Сашу словно обухом по голове ударили: как могла только невестка так переврать весь их разговор?!
– Нет, что ты… – пробормотала она. – Юлия не так все поняла!
Но Денис как будто не поверил:
– Отец наказал мне по своему усмотрению распоряжаться твоей частью наследства, покуда ты не выйдешь замуж. Но, пожалуй, ты теперь достаточно взрослая и разумная, Александра, чтобы управляться со своей долей самой.
Саша готова была лишиться чувств – однако вскочила на ноги, бросилась к брату и схватила его руку с мольбой:
– Деня, миленький, не поступай так, прошу! Не выгоняй из дому, не разлучай с племянниками… я не выдержу этого, ей-богу… я не справлюсь без тебя!
Денис безжалостно вытянул руку, даже отвернулся. И холодно добил:
– Справишься. Я давно об этом думал, а сегодняшняя ваша ссора с Юлией окончательно все решила. Раз ужиться вы не можете… прости, но предпочесть тебя жене я не имею права. И, потом, что тебе проку от меня, раз ты сама говоришь, что я будто тебе чужой? Раз ты мне не веришь даже?
Саша беззвучно плакала, пока у нее внутри все обрывалось, словно лопнувшие струны. Денис, должно быть, заметил это ее состояние и немного смягчился:
– И я не бросаю тебя, разумеется. Ты по-прежнему моя сестра, а я твой брат – и всегда буду защищать тебя. Доверять же мне или нет – дело только твое. Я бы все отдал, чтобы твое доверие завоевать, но… – со вздохом он сам вытер Саши слезы со щеки своим пальцем. – Не плачь, Сашенька. На неделе позову к нам нотариуса, чтобы решить, как все устроить лучше для тебя. И помирись, ради бога, с Юлией.
И Денис ушел.
Уже практически скрылся за дверью столовой, когда Саша, сама не понимая зачем, вдруг его остановила:
– Денис! – голос дрогнул. – Я сделала кое-что ужасное. Я отдала господину Кошкину, полицейскому, мамины дневники.
Глава 9. Кошкин
– Степан Егорович, вы и впрямь полагаете, будто этот малый, садовник Нурминен, невиновен? Или это какая-то уловка, смысл которой я постигнуть не могу?
Кошкин поморщился:
– Кирилл Андреевич, ранний час, я еще не соображаю толком, а вы уже допрос с пристрастием стремитесь учинить… Хорошее начинание, коллега, но, ради Бога, применяйте его к подозреваемым, а не к начальству.