Саван
Шрифт:
Вано, коновал, предложил вправить мне плечо, мол, он примерно знает, что надо делать. У меня не было других вариантов. Ник вообще развел руками и сказал, что поможет Вано во всем, если тот знает, как это правильно делать. Он взял весло, просунул его мне под мышку, позвал Ника меня держать. Внезапно дернув вверх, направил сустав на место. Отчетливо хрустнуло. Весь мир померк. Мои ноги подкосились. Тяжело дыша, я осел на здоровую сторону прямо на траве.
Сидящий рядом Андрей побелел. Он понимал, что его ожидает та же необходимая процедура. Я лежал, глаза слезились. Нашел взглядом капсулу с жижей и, подняв ее над собой, медленно стал поливать поврежденное плечо. Я хоть и
Нику и Вано удалось угомонить Андрея. Вано располосовал еще одну капсулу и, приложив получившийся лист к ноге Андрея, хотел резко вправить ее на место. Андрей напряженно ждал, закусив попавшуюся под руку деревяшку. Вано сделал все быстро, бережно положив вправленную ногу на снятый ботинок с сиротливо воткнутым в него носком.
— Все ровно внутренний перелом, можно попробовать скопировать форму ноги листами и наложить шину.
— Полей сверху жижей и делай. Я готов. — Андрей, получивший порцию боли, хотел со всем поскорее закончить.
Провозившись еще минут тридцать, мы смогли оказать помощь друг другу. Наложили шины и временные повязки, зафиксировали конечности к телу. Нужно было собирать лагерь. Вано и Ник тоже не побрезговали обильно намазать ссадины и ушибы жижей.
Мы собирали свои пожитки. Складывали палатки в основном Вано и Ник. Катамаран начал заполняться многочисленными вещами. Все, что мы могли погрузить на катамаран, мы грузили. Пока парни собирали лагерь, я сходил за водой и, освещая себе путь фонарем, наполнил заново бочку и бутылку. Путь забрал у меня остатки силы. С побитым плечом тащить бутылку и полную бочку в горку было сложно. Заждавшийся меня Ник прибежал на полпути навстречу и помог донести все в лагерь.
Погрузив Альберта на мягкие рюкзаки, как на ложе, рядом мы посадили Андрея. Взяли с собой и целые капсулы, и их остовы. А также всю вяленую рыбу и баклажаны с поля. Подняв катамаран, двинулись в сторону большого пляжа. Это была самая лучшая точка для отплытия.
Когда мы подходили к пляжу, уже занимался рассвет, рассекающий безграничную водную гладь. Волны разбивались о песок, разнося водяной гул по округе. Мы подходили все ближе и готовы были встать на воду.
Моросящие тучи ушли, мы, опустив катамаран на песок, забрались под натянутый тент, расположились кто как может и, оставляя позади остров, двинулись навстречу необъятным морским просторам. Восходящее над бескрайним морем солнце, приветствовало нас.
Глава 8
Андрей
С берега волны казались такими небольшими, безобидными. Я предполагал, что это чувство обманчиво, но чтоб настолько… Стоило нам отплыть на каких-то двести метров, как мы все ощутили качку. Вверх-вниз, ритмично, как по ухабистой дороге. Наш скарб, да и мы тоже перекатывались на площадке катамарана. Хорошо, что мы перед отплытием привязали весь груз. Альберту выделили самое мягкое место в центре, Вано оседлал левую гондолу сзади, Ник спереди. Мы же с Сашкой утрамбовали как могли места мягкими рюкзаками и сумками, пытаясь найти более-менее удобное положение для искалеченных конечностей.
Альберт беспокойно заснул после часа плавания, у него был жар. Нога выглядела, мягко говоря, не очень, если Вано когда-то и пробовал шить, то это, наверное, был подворотничок в армии. Стежки, близкие друг к другу, явно различались в размере. Но никто не подумал бы вменить ему неаккуратность. Никто из нас не сделал бы лучше, пусть некрасиво, пусть выглядит как вышивка отсталого ребенка в классе коррекции, но зато надежно. Для того чтобы сшить лоскуты кожи друг к другу, нужна твердая рука — рука Вано.
Лодыжка ныла. Вправленная импровизированным «доктором», она выглядела как неживая. Шевелить я ею не мог, было больно, а еще она жутко чесалась. Чувство, будто что-то не на месте, выводило меня из себя. Я пытался отвлечься, задремать, укачиваемый волнами, но не получалось. Мысли то и дело возвращались к жуткому зуду. Словно бы ты надел носок, а под него засунули пучок сухой соломы. Хотелось достать. Поправить.
Кода я воздействовал на предметы силой, то четко представлял их плотность, фактуру, тяжесть. Шероховатости и неровности, как будто каждый сантиметр потрогал руками; я мог мысленно взглянуть на них со всех ракурсов и даже проникнуть внутрь. Это было как вращение 3D модели.
Думая о больной ноге, я обволакивал мыслями очаги зуда. Закрыв глаза, откинулся на бочку с водой за спиной, стараясь понять, что же там не так. Насколько все плохо? Сперва у меня не получалось, все было размыто, только тьма и невнятные контуры боли. Я сосредотачивался все сильнее, прикасался силой, словно в полностью темной комнате трогаю предмет и пытаюсь понять, что он из себя представляет. Очертания приходили медленно. Две трубки, формой напоминающие неправильный овал, одна из них обрывалась трещиной, затем шли несколько беспорядочных осколков, находящихся рядом, но в то же время хаотично. Затем предмет плавно перетекал в пять отростков, каждый из них был меньше предыдущего. Похоже, это были пальцы. Пучок зуда окутывали ручейки. Много-много ручейков. Какие-то больше, какие-то меньше, часть из них текла дальше, истончаясь до размера, который я не мог рассмотреть. Движение части ручейков было нарушено осколками, они перегораживали путь, словно огромные валуны перекрывают реки, заставляя те разливаться. Я ощущал около прерванных ручейков сгустки жидкости, похоже, что крови.
Нужно собрать осколки вместе. Я сосредотачивался на каждом, от меньшего к большему. Рассматривая их стыки, словно прикладывал паззлы мозаики друг к другу, силясь понять, какой рисунок верный. Их края были неровные, в зубчиках и впадинах. Я искал похожие поверхности, чтобы их соединить. Мне казалось, нашлись все детали паззла, появилось представление, какой к какому должен прилегать.
Я решил попробовать соединить два самых малых подходящих друг к другу осколка. Меньший к большему. Чтобы двигать кости, даже куриные, мне приходилось затрачивать намного больше внимания и концентрации, это словно пытаться удержать десяток мокрых обмылков в душе и не уронить ни один. Здесь же этих маленьких скользких частиц даже в одном осколке были тысячи, они оказались так неуловимы, так ускользающи.
Сосредоточив все внимание на самом маленьком осколке, я начал обвивать его слоями силы, как будто закатывал замысловатой формы острый камень в фольгу. Слои силы накладывались друг на друга до тех пор, пока я не получил уверенность, что смогу сдвинуть его. Было сложно, слои рвались и рассыпались, истончаясь в некоторых местах, я повторял снова и снова, пока наконец не попробовал сдвинуть осколок.
Боль, словно от длинной, колючей занозы, пронзила ногу. Кусок кости сдвинулся, совсем чуть-чуть. Я сжал челюсти и продолжил двигать его навстречу большему осколку. Чем дольше я двигал его, тем явственнее ощущалась боль. Осколок двигался словно в густом желе. Последние миллиметры, которые мне представлялись как непреодолимое расстояние, я тянул сильно, рывками, пока с облегчением не выдохнул, закончив стыковку. Осколки прильнули друг к другу. Еще несколько болезненных движений, и я сопоставил неровные стыки вместе, насколько это было возможно.