Савва Морозов
Шрифт:
По свидетельству Кавериных, в день смерти Морозов пребывал в прекрасном расположении духа. Утром после завтрака гулял с Зинаидой Григорьевной в парке, во время второго завтрака предложил на следующий день съездить в Монте-Карло «поиграть немного», говорил, что по приезде в Москву надо отправить младшего сына, Савву, на отдых в Крым. Поcле второго завтрака супруги расстались, Зинаида Григорьевна пошла в номер к доктору Селивановскому, поговорить о здоровье мужа. Иными словами, Савва Тимофеевич и не помышлял о смерти, строил планы на будущее, ничуть не сомневаясь в том, что оно у него есть. Это подтверждает и Д. А. Олсуфьев. По его словам, 13 мая «Морозов в хорошем настроении… вышел на прогулку, сказав дома, чтобы ему подали» на обед «…землянику со сливками. Эта подробность доказывает, что в этот день у Морозова не было и мысли о самоубийстве. Но одинокая прогулка его продолжалась недолго. Через некоторое время кто-то из французской прислуги увидел, как Морозов, как бы кем-то преследуемый, в ужасе бежал по саду в направлении к своей вилле. Ворвавшись в свой дом, несчастный, никому ничего не объясняя, заперся в своей
649
Олсуфьев Д. А. Указ. соч. С. 5.
Сама Зинаида Григорьевна не видела, как ее муж бежал по саду. В этот момент она вышла из номера доктора Селивановского, поднялась на свой этаж и как раз подходила к своему номеру, чтобы пригласить Савву Тимофеевича на обед, как вдруг услышала выстрел. М. JT. Каверина рассказывала: 3. Г. Морозова, «будучи рядом с комнатой, где находился Савва Тимофеевич, услышала выстрел. От испуга на какое-то мгновение остолбенела, затем, придя в себя, вбежала к нему. Через распахнутое окно она увидела убегающего мужчину». [650] На крик Зинаиды Григорьевны в комнату вбежали служащие гостиницы и врач H. Н. Селивановский. Николай Николаевич, увидев, что Морозов лежит на кровати, на спине, с закрытыми глазами, спросил Зинаиду Григорьевну: «Это вы закрыли ему глаза?» Та отрицательно покачала головой. По заключению Селивановского, Савва Тимофеевич был убит во время сна. Свое мнение врач высказал Зинаиде Григорьевне, когда они возвращались в Москву.
650
Цит. по: Арутюнов А. А. Указ. соч. С. 30.
Итак, если сопоставить эти два свидетельства, получается, что 13 мая 1905 года Савва Тимофеевич столкнулся по меньшей мере с двумя неприятными ему лицами. Один встретил Морозова в парке, напугав его и вынудив спасаться бегством. Другой поджидал его в комнате отеля и, когда Савва Тимофеевич добрался до номера, убил его. Очень может быть, что он дождался момента, когда Савва Тимофеевич успокоился и лег на кровать, а может, успел закрыть покойному глаза и переместить тело после выстрела, и потому замешкался в комнате. Но не слишком ли это — подсылать к Морозову сразу двух (если не более) убийц? И насколько это правдоподобно?
Существует еще один источник, сообщающий о контактах С. Т. Морозова с посторонними лицами во время его пребывания в Европе. Это секретное донесение в Департамент полиции, составленное градоначальником Москвы графом П. А. Шуваловым после 29 мая 1905 года. «По полученным мною из вполне достоверного источника сведениям, покойный Савва Морозов… незадолго до выезда из Москвы… рассорился с Горьким, и по приезде Морозова в Канны к нему, по поручению Горького, приезжал один из московских революционеров, а также революционеры из Женевы, шантажировавшие покойного». [651] Очевидно, «московским революционером» являлся Красин. И вполне вероятно, что убийца действительно был не один — это вполне могли быть те самые «революционеры из Женевы», о которых говорит Шувалов.
651
Цит. по: Морозова Т. Я., Поткина И. В. Указ. соч. С. 193.
По словам Т. П. Морозовой и И. В. Поткиной, «Департамент полиции хорошо отслеживал революционеров, делал это профессионально, и поэтому его сведениям стоит доверять». Действительно, если сличить свидетельство Шувалова с текстом из воспоминаний Красина, выяснится, что… «революционеры из Женевы» в мемуарах Леонида Борисовича тоже присутствуют. Вот что писал Красин: «По окончании съезда, после кратковременного пребывания в Женеве, я одновременно с другими выбранными членами Центрального комитета выехал обратно в Россию». [652] Но, как уже говорилось, между Женевой и Россией затесалась поездка Красина во Францию — причем, как следует из даты, указанной самим Красиным, не в Виши, а в Канны. И в это путешествие он отправился не один. Таким образом, вероятнее всего, Красин лично не убивал Морозова — за него это сделали его помощники. Зато потом именно Леонид Борисович станет распорядителем средств, полученных им по страховому полису С. Т. Морозова.
652
Красин Л. Б. Большевики в подполье… С. 57–58.
Таким образом, картину смерти С. Т. Морозова можно восстановить лишь приблизительно. Наиболее обоснованной представляется версия организованного убийства коммерсанта с целью наживы. Однако документально подтвердить ее очень сложно. Слишком много вопросов остается без ответов.
Вероятно, смерть крупного купца, который пошел не по своему пути и не выдержал, навсегда останется овеяна ореолом тайны.
Как бы то ни было, 43-летнего С. Т. Морозова не стало в живых. Гроб с телом Саввы Тимофеевича доставили в Москву его жена и племянник, А. Г. Карпов. 29 мая 1905
653
Старообрядцы, жестко придерживавшиеся традиций, не стали бы хоронить самоубийцу в пределах кладбища: в христианстве самоубийство считается самым тяжким грехом, так как его нельзя отмолить. Поэтому либо родственники ссылались на медицинские свидетельства врачей H.H. Селивановского и Ф. А. Гриневского (от 22 и 23 мая), в которых говорилось о психическом расстройстве С. Т. Морозова (если самоубийство произошло в состоянии аффекта, тело умершего дозволялось хоронить в пределах кладбищенской ограды), либо же они предоставили попечителям Рогожского кладбища какие-то свидетельства того, что С. Т. Морозов был убит.
На похоронах С. Т. Морозова присутствовали видные общественные деятели и ученые: К. С. Станиславский, В. И. Немирович-Данченко, В. И. Качалов и др. Не было лишь простудившейся М. Ф. Андреевой и М. Горького, приславших вместо себя венки: руководство Москвы решило прибегнуть к существующему у старообрядцев обычаю не произносить надгробных речей и таким образом лишило революционеров возможности устроить из похорон митинг. А без митинга похороны оказались им неинтересны… Зато было много рабочих и служащих Никольской мануфактуры. Как это обычно бывает, проводы в последний путь показали истинное отношение к Морозову со стороны тех, с кем он общался. Показательна в этом смысле икона Саввы Стратилата, созданная на средства работников Никольской мануфактуры в церкви Рождества Богородицы села Нестерова близ Орехово-Зуева. На латунной плите в нижней части иконы имеется надпись: «Сия святая икона сооружена служащими и рабочими в вечное воспоминание безвременно скончавшегося 13 мая 1905 г. незабвенного директора Правления, заведовавшего фабриками Товарищества, Саввы Тимофеевича Морозова, неустанно стремящегося к улучшению быта трудящегося люда».
По Москве же поползла легенда, будто в землю закопали пустой фоб, а сам Савва Тимофеевич отказался от богатства и ходит по фабрикам, уча рабочих уму-разуму…
Заключение
Казалось бы, активная общественная, политическая, меценатская деятельность обрекала Савву Тимофеевича Морозова на известность. Однако многие стороны его жизни до сих пор скрыты от широкой публики. Этому во многом способствовал революционно-романтический ореол, созданный в советское время и до сих пор плотным кольцом окружающий его личность. Благодаря ему С. Т. Морозов является героем многочисленных мифов, созданных как при жизни купца, так и вскоре после его кончины и оказавшихся на редкость живучими. Революционер-во-вред-себе; купец, ненавидящий представителей собственного сословия; наконец, человек, отвергнутый собственной семьей. Всё это — представления, весьма далекие от правды.
Правда заключается в том, что Морозов — безусловно, один из наиболее выдающихся людей своего времени, вобравший в себя его во многом противоречивые черты. Образ трагический, надорванный — образ человека, так и не сумевшего найти себе подходящее место в современном ему обществе. В этом смысле Савва Тимофеевич — фигура типичная для своей эпохи. Как и многие купцы его поколения, просвещенные, получившие блестящее образование, познакомившиеся с лучшими достижениями западноевропейской научной мысли, Морозов оторвался от своих корней. Отошел от присущих купечеству ценностей: патриархальности, крепости православной вере, здорового почвенничества. Превратился в гигантское перекати-поле, которое ветер судьбы с легкостью швырял куда ему вздумается. Именно об этом — о мучительной оторванности образованных русских людей от родной почвы — говорил Горький в лучших своих произведениях. Именно эту мысль он вложил в уста старшины малярного цеха В. В. Бессемёнова в пьесе «Мещане», сокрушавшегося, что он дал детям высшее образование: «Никогда не надо детям давать больше того, сколько сам имеешь». Колоссальная разница в культурном и образовательном уровне и, что еще страшнее, полная несовместимость мировоззрений «отцов» и «детей» привели не просто к конфликту поколений, но к слому основ Российского государства.
В начале XX столетия значительная часть русского образованного общества оказалась, по меткому выражению московского губернатора В. Ф. Джунковского, охвачена «состоянием революционного психоза». Общество жаждало перемен, и откуда придут эти перемены, было не столь важно. Поддержка радикальных организаций в те времена стала модным поветрием, своеобразным спортом для тех, кто располагал деньгами либо влиянием в обществе, но не имел сколько-нибудь устойчивых нравственных ориентиров. На одной арене соревновались представители разночинной интеллигенции, простого люда и даже дворянства. И, конечно, в дело революции вкладывались, деньгами или личным участием, крупнейшие представители купечества, причем не только московского, хотя в этой области, как и во многих других, оно было наиболее активным. Можно назвать имена Н. П. Шмита — сына крупного московского мебельного фабриканта, наследовавшего колоссальное состояние Морозовых-Викуловичей, который ушел в революцию; нижегородца, миллионщика Н. А. Бугрова, финансировавшего РСДРП; шерстяных фабрикантов Арманд, среди которых, говоря словами П. А. Бурышкина, «были люди, весьма близкие Ленину», а также множество других. «Революционной заразой» переболела значительная часть тогдашнего русского общества. Некоторое отрезвление пришло только с первой русской революцией 1905–1907 годов, унесшей и поломавшей немало человеческих жизней.