Саймон Рэк

Джеймс Лоуренс

Когда Иокаста встала на ноги, он поспешно сказал ей, как это все было чудесно, и как он горд той честью, которую она оказала ему.

— Если бы только, миледи… Но нет. Это невозможно.

Иокаста улыбнулась ему, ее рот пьяно перекосился.

— Что, мой милый солдатик?

— Нет, мадам. Милорд де Поиктьерс запретит.

— Ох уж этот пес! Что он запретит моему чемпиону?

— Всего лишь… — Саймон звучно сглотнул. — Ваш чемпион хотел бы еще раз попытать счастье со своей леди.

Леди Иокаста

жеманно ухмыльнулась, похлопав по его щеке указательным пальцем.

— Мошенник! Я должна сейчас вернуться к старому медведю. Ты придешь в мою комнату через шестьдесят минут. Возьми этот перстень, и стражники в башне Фалькон тебя пропустят.

— Но…

— Никаких «но». Это приказ. Разве я не кузина всемогущего барона Мескарла? — Она икнула. — И не мать этого беломордого… Она умолкла, даже в этом состоянии сильнейшего опьянения поняв, что сболтнула лишнего. В замке Фалькон безопаснее всего было молчать. — Через час. — Иокаста вложила перстень Саймону в руку, поцеловала его в подбородок мокрыми губами и удалилась, напевая себе под нос какую-то песенку.

Саймон сплюнул в угол, ощущая во рту горький привкус желчи. Тихий голос из-за спины заставил его вздрогнуть.

— Смотри, не застуди такую важную часть тела.

Саймон быстро заправился и завязал шнурки. Потом с сухой улыбкой повернулся к Богарту.

— Я поступил так в интересах Галэсбэ. И, возможно, ухмылка с твоей омерзительной рожи пропадет, если ты узнаешь, что она — мать этого беломордого ублюдка Мескарла. И что ее комната совсем рядом с залом заседаний барона.

— Леди Иокаста всюду поспевает. Честно говоря, я смотрел, как она обрабатывает тебя, и мои чресла трепетали. И почему это женщины гоняются за такими коротышками, как ты?

— Больше того. Я, Симеон, теперь личный телохранитель леди Иокасты, вот в доказательство ее перстень с печаткой. Я должен явиться к ней через час. Думаю, тебе лучше прикинуться, что ты ничего не знаешь. Вернись на свое место. Эй! Пожелай мне удачи.

— Желаю, сэр. Если она тебе понадобится.

Час, оставшийся до свидания, прошел достаточно спокойно. Многих кутил уже свалил с ног излишек вина, некоторые из сидевших за нижними столами теперь бесстыдно спаривались прямо на грязном полу.

За верхним столом некоторые из прибывших лордов рухнули лицом в тарелки с едой, другие продолжали следить за представлением. Но двое-трое ближайших к Мескарлу о чем-то напряженно беседовали. Сам Мескарл почти не принимал участия в этой беседе.

Из-за слабого освещения Саймон не мог понять, о чем они говорят, — хотя у всех действующих членов ГСБ искусство чтения по губам было доведено до автоматизма. Лишь время от времени барон кивал, и Священник на его плече слегка покачивался, чтобы восстановить равновесие.

Сбоку от барона неподвижно сидел Магус, его единственный незаконнорожденный

сын. Даже с такого расстояния Саймону было не по себе, когда он видел, как красный свет факелов отражается и усиливается в рубиновых глазах Магуса. Эти глаза полыхали, как глаза хищника в ночи.

Банкет явно шел к концу. Большинство прихлебал впало в бесчувственное состояние, а главные лорды стремились начать переговоры. Но напоследок оставалось еще одно маленькое развлечение, которое должно было оживить измученных участников.

Де Поиктьерс, который неподвижно стоял у стены зала все эти долгие часы, покидая свое место только для того, чтобы совершить обход замка, или повинуясь зову природы, ввел двух человек: одного пожилого и другого — юного и оборванного. Сенешаль заявил, что это — отец и сын, которые были схвачены при попытке искалечить несколько лошадей лорда. Юноша заявил, что он — последователь ренегата Моркина. Старик, его отец, вначале отрицал свое участие в этом, но его удалось убедить изменить свои показания. Так, теперь он говорит, что пришлось сделать это из страха перед Моркином, который, как гоблин, мог бы прийти к нему ночью и перерезать глотку.

Мескарл постучал по столу рукояткой кинжала.

— Благородные гости! Внимание! Как нам поступить с этими подонками?

В ответ раздался целый хор пьяных предложений, от сожжения до утопления, от четвертования до дыбы. Саймон старался не подключать свой мозг к этому делу, потому что ничем не мог помочь крестьянам. Они, считай, уже были мертвы. Но он все же вскинул голову, когда мелодичный голос перекрыл пьяные выкрики.

— Отец, можно мне сделать предложение?

Мескарл удивленно кивнул.

— Да, Магус. Что у тебя на уме?

— Пусть один умрет, а другого отпустим.

По залу прошел шумок удивления и несогласия. Один из представителей знати за верхним столом — очень низкорослый мужчина с юга по имени Милан — сказал:

— Извини, милорд Магус. Но если ты поймаешь лису, вся морда которой в пуху твоих лучших курочек, разве ее отпустишь?

Магус насмешливо поклонился Милану.

— Если то, что я слышал о вашем, высокородный лорд, дворе, справедливо, то многие хорошенькие петушки каждой ночью благодарят всех святых, что у некоторых старых лис так мало зубов.

Эта двусмысленная острота вызвала взрыв громкого смеха у Мескарла и смешанную реакцию у остальных. Милан побагровел и схватился было за рукоять меча, но сосед удержал его. Саймон отметил, что этот юноша-альбинос в некоторых делах может быть достойным соперником. Суть скрытого оскорбления была ясна, потому что он тоже заметил, что в свите Милана на удивление много хорошеньких мальчишек, которые при разговоре томно закрывают глаза и бриджи у которых, пожалуй, чересчур обтягивающие.

Магус продолжил: