Сбежавшая принцесса, или Ты будешь моим мужем
Шрифт:
Укрыл одеялом.
– У вас жар, милорд. Сейчас я чего-нибудь принесу. Отдыхайте.
Я свернулась калачиком, пытаясь согреться и провалилась в сон.
Потом Унар разбудил меня, помог сесть, сунул в руки огромную кружку – брусника, мед и какие-то травы. Вкусно. Правда у меня немного тряслись руки, но он помог, пока кружка была полной.
Я пила, а он сидел рядом.
– Все хорошо, милорд. Сейчас попьете, и завтра утром будете, как новенький.
Я даже не представляю, что было бы со мной, если бы не Унар.
Потом я снова спала. Уже ближе к
И снова уложил в кровать, принес еще кружку того питья.
А ночью мне было совсем плохо. Я, кажется, даже плакала и кого-то звала… Или это во сне? Мне даже приснилось, как пришел Сигваль, как сел рядом, у моей кровати, прямо на полу, взял меня за руку. Я плакала, жаловалась ему… а он пел мне колыбельную, тихо и нежно… и дождь стучал в окно.
Странный сон. Потому, что Сигваль никогда не пел мне. Вообще не умел. То есть, я как-то слышала его попытки напевать что-то, но это было ужасно. В детстве Сигваль рассказывал мне сказки на ночь…
Глава 7
Он держал меня за руку.
Я проснулась, было уже светло. Он сидел на полу, в какой-то страшно неудобной позе, положив голову на локоть, на край кровати, а второй рукой все еще держал меня. Его ладонь тяжелая и теплая.
Я замерла, стараясь даже не дышать, пытаясь понять… Как это вышло?
И все же, чуть дернула рукой, невольно.
Он открыл глаза. Отпустил меня.
Сел, разминая шею.
– Доброе утро, милорд, – сказал он. – Как вы?
Совершенно спокойно и буднично, словно все идет так, как и должно идти.
«Милорд»? Вряд ли он все еще не понял. Решил не нарушать игры?
– Нормально, – я попыталась сесть. – А почему… почему вы сидите здесь?
«Это ведь ты пел мне колыбельную ночью?»
– Вы плакали во сне, – пожал плечами Унар. – Пришлось немного посидеть с вами. А потом я заснул.
Совершено спокойно.
– Простите, сэр Унар, я… – у меня краснели щеки, я не понимала, как с этим быть.
– Все хорошо, – сказал он. – Со всеми случается. У вас просто был сильный жар, вам было плохо. Давайте я схожу на кухню, скажу, что бы вам приготовили горячий бульон.
Я кивнула.
Мне нужно немного осознать…
Он поднялся на ноги, потянувшись.
– Может быть, заодно принести вам что-то еще?
– Нет, спасибо… Унар, почему вы это делаете?
– Что именно? – не понял он.
– Все это. Вы сидите тут со мной, держите за руку, когда я плачу ночью… Зачем? Вы могли бы уехать уже далеко. Вряд ли вам так сильно нужны деньги.
Он пожал плечами.
– Знаете, я очень хорошо помню, что такое оставить дом и уехать неизвестно куда, не оглядываясь. Конечно, у вас есть цель и есть деньги, вы вернетесь и все будет хорошо. Но вот тот момент, когда вокруг только леса, поля и чужие люди, и ты один… Когда впервые по-настоящему сталкиваешься с этим, понимая, что никто не поможет… Деньги ничего не значат. Бывает очень сложно и страшно. Одиноко. Не знаю, как правильно объяснить вам, но я помню каково это, милорд.
Улыбнулся, чуть-чуть так, только уголками губ и… глазами. Глаза у него серые, и в них тепло и спокойствие. Все хорошо.
Его выгнали из дома. Братья. У него не было выбора.
А я сбежала сама.
Унар принес горячий куриный бульон. Лепешки и немного каши.
Пока его не было, я встала кое-как… еще слегка пошатывало, натянула штаны. Надо хоть немного привести себя в порядок. Удивительно, но все мои вещи и деньги на месте. То есть, не то, чтобы я сомневалась в честности Унара, но, по крайней мере, взять из моего кошелька за ночлег и ужин – было бы волне уместно. Или мне еще предъявят счет?
Оделась, нашла даже воду – умыться. Осмотрелась.
Книжка на столе. Старая, в простом кожаном переплете. Мне было интересно… Ого! Могу поклясться, он читал ее, не просто же буквы рассматривал. Если я хоть что-то понимаю в древнегреческом, то это «Медея» Эврипида.
Вернувшись, он застал меня за разглядыванием книги.
– Унар, вы читаете на греческом? – это было невероятно.
Если встретить его улице – легко подумать, что типичный наемник, хорошо, если имя свое, вместо крестика может накарябать. Солдат. Это во всем: одежде, в осанке, мелких движениях, в том, как он привычно держит руку на рукояти меча, война – его жизнь. Правда, до тех пор, пока не начинает говорить – чисто и правильно, скорее, как благородный человек. Но если он воспитывался с другими детьми герцога, это не удивительно, наверно. И все же – греческий!
– Читаю, – он усмехнулся. – Хотя сейчас уже многое начал забывать. Вот, хотел освежить в памяти, книгу подарили мне во дворце. Когда я был ребенком, отец собирался отправить меня учиться в Альвин, туда принимают людей всех сословий, если есть кому платить. На богословский. Говорил, тогда у меня будет хороший шанс найти свое место в жизни. Но все вышло иначе.
– Почему не отправил?
– Он умер, – Унар пожал плечами. – Да и какой из меня богослов? Вы поешьте, милорд, вам надо набираться сил. И отдыхайте. Сегодня мы точно никуда не поедем.
«Мы не поедем». То, что мы вместе – уже решено.
Очень вкусный бульон.
Я сидела за столом, и Унар сидел напротив, наблюдая за мной. Как-то по-особому, не разглядывая меня, а так… словно за подобранным на улице котенком, радуясь, что я немного пришла в себя и решила покушать.
– А вы ведь, наверно, тоже еще не завтракали, Унар?
– Я еще успею, милорд.
Надо уже, в конце концов, сказать это.
– Если вы поедете со мной, я заплачу двадцать золотых. И еще, конечно, вы можете на свое усмотрение заказывать себе еду и эль за мой счет, или вино, если хотите… Большего я не могу предложить. Только свою искреннюю благодарность. Без вас мне пришлось бы очень нелегко.