Сбежавший жених
Шрифт:
Я неуютно поежилась. Ой, что-то мне не нравятся слова некроманта. Что значит – я расскажу о том, где получила проклятье? Неужели я проклята? Но кем и почему?
– А ты ругаться не будешь? – робко спросила я на всякий случай.
– Да тут не ругаться, а плакать надо, – печально выдохнул Седрик.
Тем самым он окончательно погрузил меня в бездну отчаяния. Немедленно захотелось разрыдаться, пасть перед ним на колени и слезно умолять спасти меня.
Однако в этот момент я заметила лукавый блеск в глазах некроманта. Правда, он почти сразу нахмурился, вернув
Увы, проверить свои предположения я никак не могла. Не спросишь ведь в лоб этого типа, не дурит ли он мне голову. Ну да ладно, все равно моя тайна оказалась раскрыта. Смысл теперь юлить и уворачиваться от прямых вопросов?
– В общем, пока вы дрыхли, я захотела обыскать комнату Дани, – прямо сказала я, решив сыграть в открытую. – Тот сбежал так поспешно, что оставил все свои вещи. Вот я и захотела проверить, не найду ли чего-нибудь интересного.
Седрик дернул кадыком, словно лишь в последний момент удержался от какого-то высказывания в мой адрес, подозреваю, что весьма нелицеприятного. Опустился на кровать и кивнул, показывая, что внимательно меня слушает.
Я глубоко вздохнула и поведала своим друзьям про то, как спустилась в общий зал постоялого двора и наткнулась там на Кирка, который пытался при помощи алкоголя запить горький вкус измены любимой жены. Как можно точнее передала нашу беседу, правда, по вполне понятным причинам не стала пересказывать интимные откровения мужчины. Вряд ли они относятся к делу. Когда я дошла до сцены обыска комнаты Дани, Седрик будто обратился в статую. Его лицо окаменело, даже глаза словно потускнели, не отражая ни мыслей, ни эмоций. Ничего, словно смотришь в темные спокойные воды лесного озера. Лишь однажды на самом дне зрачков метнулся всполох затаенного раздражения: когда я дошла в своем рассказе до обнаружения монетки, зашитой в подкладку сумки. Когда же я перешла к описанию боли от ожога, глаза некроманта вновь подернулись туманом напускного равнодушия.
– Вот так вот, – наконец завершила я. – Этот знак на ладони я получила от монеты. К слову, сейчас я могу совершенно спокойно взять ее в руки, не опасаясь вновь обжечься.
– Монета с тобой? – почти не разжимая губ, обронил Седрик.
– Ага. – Я послушно принялась рыться в кармане брюк. – Сейчас, где-то здесь.
На какой-то жуткий миг мне показалось, что я потеряла ее. Но почти сразу она послушно скользнула мне в пальцы, и я с облегчением вздохнула. Вытащила руку и протянула ее Седрику, держа на ладони загадочную находку.
– Спасибо, – учтиво поблагодарил он. После чего осторожно обернул свою руку носовым платком и взял монету.
Я изумленно вздернула брови. Интересно, зачем он так сделал? Неужели опасается, что монета может клеймить и его этим символом?
«Вот, смотри и учись, Мика, – забубнил внутренний голос. – Вот как ты должна была поступить, когда нашла монету! Сначала принять меры предосторожности, а уже потом хватать ее!»
– Если монета была проклята, то это излишняя предосторожность, – непрошенно влезла Ульрика. – Полагаю, она уже не опасна.
– И все-таки я предпочел бы перестраховаться…
Седрик не успел закончить фразу. В следующее мгновение Ульрика ловко нырнула за спину Фрея, который тоже не смог устоять перед искушением и завис над плечом некроманта, с любопытством глазея на непонятную вещь, и с силой его толкнула.
Приятель после столь подлого поступка феи с приглушенным ругательством полетел вперед. Силясь удержать равновесие, бездумно схватился за руку Седрика и тут же закричал не своим голосом.
– Ульрика! – взвыла я. – Я тебе сейчас все крылья пообрываю! Ты чего натворила?!
– А чего я натворила? – спокойно осведомилась та, правда, тут же спрятавшись под защитой чар невидимости. – Разве с Фреем что-то случилось?
– Со мной все в порядке, – поспешил он меня заверить, так же резко перестав кричать, как и начал. – Я просто испугался, что эта дрянь мне тоже руку обожжет. Так прям сама мне в ладонь скользнула.
– Все в порядке? – на всякий случай уточнила я.
– Угу. – Фрей кивнул и вытянул перед собой руку, в которой лежала монета. – Вот, смотри.
И действительно, его ладонь даже не покраснела, что уж говорить о возможном ожоге.
– Надо сказать, методы у тебя весьма радикальные, – проговорил Седрик, обращаясь, по всей видимости, к Ульрике.
– Да ладно вам. – Воздух над платяным шкафом засеребрился, доказывая, что фея поспешила взмыть на свое излюбленное место подальше ото всех. – Главное, что я права. Я была уверена, что Фрею ничего не грозит. – После крохотной заминки Ульрика добавила чуть слышно: – Ну, почти уверена.
Я со свистом втянула в себя воздух. Как же я теперь понимаю Ульеров! Просто уму непостижимо, сколько в столь мелком создании вредности и подлости!
Седрик тоже покачал головой, видимо, подумав о том же самом, но вслух ничего не сказал. Осторожно взял из руки Фрея монету, уже не прибегая к защите носового платка, и надолго задумался, разглядывая ее со всех сторон.
– Я умру, да? – не выдержав, спросила я и на всякий случай сморщилась, готовая горько разрыдаться.
– Ты знаешь, что означает этот символ? – невежливо вопросом на вопрос ответил Седрик.
Я шумно вздохнула и на несколько секунд задержала в груди воздух, силясь успокоиться и не взорваться гневным криком. Он издевается, что ли? Ну откуда же мне это знать? Если бы я была в курсе – то так бы и сказала, а не мучилась неизвестностью.
– Нет, понятия не имею, – наконец, в должной мере совладав со своими эмоциями, процедила я сквозь зубы.
– Песочные часы издавна означали течение времени, неотвратимость наказания за грехи, – задумчиво проговорил Седрик, подняв монету повыше и рассматривая ее в тусклом свете пасмурного дня. – Все течет, все изменяется, но неизменно только одно: всех нас после смерти ожидает суд Альтиса, да не прозреет он никогда.