Сбить на взлете
Шрифт:
Н-да, поклеп на деда несправедливый, но сейчас не время доказывать чистоту помыслов князя Ухтомского. Вот как любимую предупредить о возможном визите смершевцев? Впрочем, она у меня умненькая - выложит полученные от меня бумаги по первому требованию. Там все равно ничего порочащего родителей и меня нет. То, что по маме дворянин - не криминал. Вон, генерал-лейтенант Игнатьев, что в РККА с тридцать седьмого года служит, тоже граф. Но вот звоночек, надо признать, тревожный. Кому, интересно, я мог на мозоль наступить? Ну ведь бред сивой кобылы в лунную ночь - этот грязный навет на маминого родного отца. Агентурой такие сведения проверяются на раз, это даже мне, неискушенному в этих делах, понятно.
Двадцать второго октября части второго танкового корпуса и одиннадцатой гвардейской стрелковой дивизии продолжили наступление на Гумбиннен.
Запрашиваю воздушную обстановку у наземного командного пункта. Не обрадовали - только что над переправой через реку Роминте был бой с мессерами. Так вот на что истратили свою горючку "лавки". Это не к добру - противник часто, прежде чем посылать бомбардировщики, очищает путь истребителями. Пришлось взять курс на запад, обеспечивая больший обзор немецкой территории.
– Почему далеко уходите? - недовольно запрашивает КП наведения. "Земля" хочет нас постоянно видеть над собой, как палочку-выручалочку на случай появления вражеских бомберов - с зенитками опять на нашем фронте проблема. Впрочем, они правы - нельзя нам далеко удаляться от реки. Фрицевские самолеты могут прийти на низкой высоте, где их очень трудно заметить. Понимая это, собрался было подать команду на разворот, но... Стоп! В синеве неба глаз поймал стаю самолетов, за ней еще и еще. Фашистские истребители-бомбардировщики летят растянутой колонной из трех групп. Над ними "худые" в немалом количестве - не менее полутора десятков. То, чего я пуще всего опасался, случилось - противник оказался выше нас. Значит, мы одни, не имея ни тактического, ни численного преимущества, должны отразить налет "фоккеров".
Хорошо хоть, что я сам с Серегой успел забраться на четыре с половиной тысячи метров - почти вровень с мессерами. Эскадрилья Костикова километром ниже тоже по моему приказу вверх тянется.
– "Чертенок", почему не возвращаетесь? - гремит в наушниках раздраженный голос с наземного КП.
Понятно, что снизу еще не видно надвигающейся опасности. Объясняю:
– Идем наперехват трех девяток фоккеров с бомбами на внешней подвеске - расстояние уменьшилось и теперь можно пересчитать противников.
Голос "Земли" уже другой, одобряющий:
– Вас понял. Работайте!
На встречных курсах сближаемся быстро. "Мессеры" неторопливо отходят от фокке-вульфов в сторону солнца, маскируясь в его лучах, как бы специально подставляя свои бомберы нам на расправу. Тактика фашистских истребителей понятна. Они думают, что мы будем атаковать "фоккеры" в лоб. Нашли дураков - переть на многократно превышающие нас по секундному залпу пушки мы не будем. Отказавшись от встречной атаки, приказал развернуться и идти параллельно с немцами. Нападать рано - мессеры сразу же клюнут сверху, не допустив к бомбардировщикам.
С командного пункта, увидев приближающиеся девятки, орут благим матом:
– "Чертенок", почему не атакуете?
– Рано!
– коротко бросаю в эфир.
– Не мешайте.
Напряженно ловлю момент. Фоки начинают пологое снижение - пора!
– "Стардед" изобрази удар, но в бой пока не вступай.
Мессеры клюнули! В прямом и переносном смысле - рванулись вниз на эскадрилью Костикова всей толпой. И, конечно же, промахнулись на скорости мимо отвернувших Яков. Оказались внизу и, разворачиваясь вверх, упустили время. А наши истребители, зайдя сзади чуть снизу, сходу срезали двух фоккеров, включая ведущего первой девятки. Мы с Серегой, начав пикирование одновременно с "худыми", развернулись и удачно зашли в хвост второй группе - тоже подожгли парочку. Третья девятка, видя такое дело - впереди идущие вражеские бомберы, уже вовсю избавляясь от фугасного груза, разворачиваются назад - тоже решила не рисковать. Впрочем, нам было уже не до них - мессеры закрутили собачью свалку. А оно нам надо? Основное задание ведь уже выполнено - бомбардировка наших войск сорвана. Если еще фоки вдруг одумаются и повернут в нашу сторону, то весьма худо придется - численный
Только мы вернулись на свой аэродром, как поступили не очень-то радостные известия. Пятая танковая дивизия Вермахта - четыре-пять десятков танков и до двух полков пехоты - нанесла неожиданный удар из района Задвайтчен в стык наших одиннадцатой и шестнадцатой гвардейских дивизий в направлении на Вальтеркемен. В ходе яростного боя немцы заняли Аугштупененен. Однако отступающие части Красной армии успели уничтожить переправы через реку Роминте и обеспечить защиту своего правого фланга. Взять Гросс Вальтерсдорф, как с тридцать восьмого года обзывается этот городишко, фашисты не смогли, но положили наших стрелков и танкистов много. Вот когда, наконец-то, наше командование научится правильно рассчитывать силы для нападения и обороны?
Еле-еле успели заправиться и обслужить технику, как нас подняли в воздух прикрывать бомберы и штурмовики. Удар по юго-западной части Гумбиннена и по железнодорожным станциям вокруг него получился удачным - наши войска воспользовались результатами бомбардировки и стремительным натиском смогли выйти к западной окраине города. Советские танкисты перерезали железную дорогу на Инстербург. В результате были созданы благоприятные условия для дальнейшего наступления, взятия Гумбиннена и разгрома всей шталлупененско-гумбинненской группировки противника. Бои на земле и в небе были очень тяжелые. Пять вылетов за день - что-то я раньше такого не припомню. Разве что в самом начале войны. Хотя, как утверждают редкие старожилы нашего полка, во время Курской битвы до восьми доходило. Коротких, до израсходования боеприпасов в отчаянных стычках с немцами, но было. К вечеру все того же двадцать второго наши войска, продолжая теснить врага, завязали бой за Гумбиннен, вышли на подступы к Даркемену и взяли Гольдап, важный опорный пункт немецких войск в Восточной Пруссии. Несколько дней продолжались ожесточенные атаки с обеих сторон, и в результате двадцать седьмого Ставка приняла решение перейти к обороне. Первая попытка, как бы ни прискорбно было это признавать, взять "крепость" Восточная Пруссия провалилась.
Как это ни странно, но командование тот бой нашей третьей эскадрильи и моей пары с многократно превосходящими по численности немецкими самолетами не забыло - сорвали же бомбежку войск Красной армии. Орденами наградили многих. Меня по совокупности - все-таки десяток лично сбитых на счету - третьим орденом "Красного знамени". Раньше, по приказу Сталина от девятнадцатого августа сорок первого года, за такое к Герою представляли, но позже планку, похоже, повысили. Нынче пятнадцать подтвержденных уничтоженных немецких самолетов требуется. Прикрутил пятиугольную колодку - пришлось винт припаивать по образцу первых двух "Знамен", которые были на "закрутке", а то булавка очень уж ненадежно выглядела - к мундиру и задумался. Почему у летчиков больше всего наград? Неужели наш вклад в боевые действия настолько весом? Да, во время схватки в воздухе требуется и личный героизм, и мужество, и умение. Но ведь солдаты и офицеры, воюющие на земле, рискуют ничуть не меньше. Или просто наши бои заметнее? Практически по поговорке: "На миру и смерть красна"? В чем-то большие начальники правы - по краю ведь каждый день ходим. Как бы Валюша сироту не родила... С другой стороны, надо признать, эффективность действий авиации в современной войне очень высокая. Один бомбардировщик по сути можно приравнять к целому батальону пехоты - столько же, если не больше, немцев за то же самое время косит. А вот как посчитать результативность истребителя? В частности меня?
Какое все-таки противное выражение - оперативная пауза. Кукуем на земле - райское время для политработников. Партийные и комсомольские собрания, лекции о международном положении, о втором фронте, политинформации. Тут вдруг разведка прибежала - им в очередной раз срочно требуются аэрофотоснимки Кенигсберга - важнейшего вражеского логова обороны. Тем более что по данным той же разведки над городом облачности относительно мало. Частенько даже солнце проглядывает.
– Увы, - отрицательно покачал головой Подольский, - во-первых, погода - нет у меня летчиков, способных летать в таких условиях, - зимние дожди в Прибалтике, надо признать, страшно унылая штука.