Сборная солянка (Reheated Cabbage)
Шрифт:
– Еще раз спасибо, дедушка, – донеслись до него слова внука, сказанные официальным, уважительным тоном, без намека на издевку. Билли хмуро улыбнулся, и они с Валдой исчезли внутри, в толпе. Обе стороны порадовались, что мучительному общению положен конец.
15
Ее ждала не комната, а большой номер. С собственной кухней, оборудованной по последнему слову, а холодильник с буфетом были забиты шикарной едой. Эврика! Пачка кубинского кофе, он поможет снять джетлаг. Она засыпала зерна в машину, и в кофейник потекла густая, черная благодать. На широкой кровати виднелись следы недавнего пребывания. Она откинула покрывало и принюхалась
Хелена вытащила зарядку из чемодана и воткнула провод в телефон. Пришлось повозиться, выбирая “ATT”, стандартного оператора в США, но, как только связь установилась, пришла пачка сообщений от Карла. Последнее гласило: “Ухожу в клуб. Жду тебя там. Надеюсь все ок. Люблю ххх”.
У нее в груди поднялась волна облегчения и радости. Он жив. Не передознулся наркотиками, не разбился в самолете, не упал, обдолбанный, на дорогу перед мчащимся грузовиком. Скинув одежду, Хелена зашла в ванную и, осмотрев себя в зеркале, охнула. Потом начистила зубы, избавляясь от привкуса самолета и кофе, приняла прохладный душ, переоделась в чистое для тусовки и чуток подкрасилась. Снова встав перед зеркалом, она осталась довольна результатом, и тут ее накрыл джетлаг. Надо бы что-нибудь принять, но в таком истрепанном состоянии на лекарства не тянуло. Вторая чашка кубинского кофе бросилась в бой за бодрость.
Благодаря ей Хелена пришла в себя, когда брела из отеля в сторону клуба. В нервном раздрае (и здесь кофе выступал заодно с джетлагом) она вполне бы обошлась и без свиста здоровой толпы балбесов-студентов на отдыхе, но благодаря списку гостей ее сразу же пустили внутрь, мимо очереди, и она двинула за сцену. В баре скучал какой-то старик в соломенной шляпе. Он оглядывался, как кролик, окруженный лисами. Тут начали запускать посетителей. Диджей уже забрался в будку, подбирая записи для разогрева. Вскоре выступит Карл… Надо бы найти его, только вот странный дед выглядел таким одиноким и забытым, неуместным в этом храме молодости, что Хелене захотелось с ним поговорить.
– Добрый вечер. Вы диджей?
– Нет, я на пенсии, – ответил Блэк, несколько удивленный тем, что молодая прекрасная женщина с яркими карими глазами и короткими светлыми волосами обратилась к нему, а теперь устраивается на стуле напротив.
Альберта испугали длинные ноги, выставленные напоказ, обнаженная плоть, подразумевающая развратный, безрассудный нрав, и едва прикрытые груди, как у шлюхи. Но ее непринужденные манеры компенсировали даже это; у нее оказался нежный голос с акцентом, в котором он опознал австралийский. Он
– вспомнил собственную дочь; они не виделись с похорон, с той короткой и неловкой встречи. Сколько лет прошло с тех пор?
– Я на пенсии, – запинаясь, повторил он, ощущая, как соскальзывает в пропасть своего прошлого, будто та разверзлась у него под ногами. – А вы… участвуете… – он оглядел растущую толпу подростков, старающихся привлечь внимание обслуживающего персонала, – …во всем этом?
Хелену тронул его акцент. Он говорит как шотландец!
– Нет, мой друг, мой жених, он будет здесь выступать, – сказала она и, не удержавшись, показала ему
Блэка ее слова застали врасплох. Не может быть, чтобы эта милая, внимательная и явно образованная девушка, которая дала себе труд заговорить с ним, стариком, неуместным в этой модной, чуждой цитадели другой эпохи, – не может быть, чтобы она оказалась подружкой Карла Эварта! Конечно же, нет. Ведь есть и другие диджей, организаторы, много кто.
– Поздравляю, – осторожно сказал Блэк, – когда планируете свадьбу?
Да, определенно шотландец. Какими они становятся, эти шотландцы, когда стареют? Станет ли Карл таким же потерянным дедком в клубе, забитом молодежью? Она часто прикалывалась, что он когда-нибудь будет самым старым диджеем в мире.
– Не знаю, мы пока не решили. – Хелена пожала плечами и изобразила на лице огорчение. Потом с натянутой улыбкой призналась: – В последнее время дела у нас идут не очень.
– Сочувствую.
– Спасибо. – Хелена Хьюм посмотрела на Альберта Блэка. В острых глазах старика светилась доброта, приглашающая к дальнейшей откровенности. – У нас очень разные работы, и мы живем вдали друг от друга. Отношения на таких расстояниях требуют немалых жертв от нас обоих. Не знаю, что из этого получится.
– А, – сказал Блэк, размышляя, что теперь девушка говорит прямо как южноафриканка.
– А вы женаты?
– Да, был… – Блэк попытался найти слова. – Моя жена умерла недавно.
Хелена вспомнила отца. Тот всю жизнь работал продавцом в автосалоне, чтобы они с сестрой Рути могли учиться в колледже. А потом, посреди бела дня, ни с того ни с сего взял и умер от обширного инфаркта. Она прикоснулась к руке Альберта Блэка.
– Мои соболезнования…
Тот кивнул. Казалось, внутри у него что-то оборвалось. Он не сопротивлялся, когда Хелена взяла его за руку.
– Меня зовут Хелена.
– А меня Альберт, – шепнул он, бросив на нее короткий взгляд. Он почувствовал себя ребенком. Попробовал смириться с унизительной мыслью, что он слабак и глупец, но ничего не произошло, он словно окаменел. Ему хотелось растянуть этот миг до конца жизни. Впервые с тех пор, как Марион покинула его, он ощущал подобное спокойствие и умиротворение.
Не считая барменов, вокруг по-прежнему было пусто.
– Скажите… Альберт, когда это случилось?
Блэк поделился с ней историей их с Марион неугасимой любви, но теперь жена покинула его, и мир его опустел. Хелена рассказала о том, что смерть отца жутко потрясла ее, наполнила всесокрушающим чувством потери. Разговор перескочил на метафизику: Блэк стал объяснять, что вера, бывшая с ним всю жизнь, оказалась под сомнением. Как он боится, что никогда больше не увидит жену, что не существует пристанища душ, где они снова будут вместе.
Хелена терпеливо слушала историю старика, а потом задала вопрос, по ходу его рассказа терзавший ее утомленный мозг:
– Вы когда-нибудь жалели о таких сильных чувствах? Ужасно, когда все кончается вот так.
– Да, ужасно, – подтвердил Блэк, видя перед мысленным взором лицо Марион. Почему она жила с ним? “Я резок. Слишком властен. Можно даже сказать, деспотичен”. Она не просто уважала его; она его по-настоящему любила. И благодаря тому он стал куда большим, чем мог бы в одиночку. Глубинное спокойствие наполнило его сердце. – Нет, я не жалею ни о едином миге, когда мы были вместе, но иногда меня гнетет, каким я был, – признался он, снова опечалившись. – Я был одержим церковью, христианством, мне бы хотелось больше сделать для нее… с ней…