Сборная солянка (Reheated Cabbage)
Шрифт:
– Угости страдальца, – сказал я. – Ну и ночка выдалась, вы просто не поверите…
Они будто не замечали меня. Я снова заговорил. Никакой реакции. Встал перед ними. Без толку.
Они меня не видят и не слышат!
Я собрался было тронуть Селину, чтобы добиться хоть какого-то ответа, но отдернул руку. Вдруг магия развеется. В моей невидимости было нечто волнующее, даже воодушевляющее.
Но с девочками творилось что-то странное. В них читалось не меньшее потрясение, чем во мне. Должно быть, у них тоже выдалась та еще ночка. Да, девочки, за удовольствие приходится платить.
– Просто не верится, – сказала Иветта. – Больное сердце. Никто не знал, что у него проблемы с сердцем. Как же раньше не выяснили?
– Да никто не знал, что у него вообще есть сердце, – фыркнула Селина. И якобы виновато пожала плечами: – Грешно так говорить, но…
Иветта сердито посмотрела на нее.
– Бездушная скотина, – злобно прошипела она.
– Прости, я… – начала Селина, а потом смущенно хлопнула себя по лбу: – Ой бля, пойду залезу в душ, – вдруг решила она и вышла из комнаты.
Я отправился следом, чтобы подсмотреть за ней голой. Да, я хотел сполна насладиться приколом с невидимостью. Но едва она начала раздеваться…
ВВУУХ…
Вокруг уже не ванная. Я пердолю… да… да-а… я кого-то ебу… сейчас разгляжу, кого именно…
Наверное, Люси, меня накрыли голимые глюки, типа кислотный флешбэк, бывает…
…но нет…
НЕТ!
Лежа на приятеле, Иене Колдере, я долблю его в жопу. Он в отрубе, а я обрабатываю его очко. Мы лежим на диване у него дома в Лите. Я очутился в Шотландии и пидорашу в задницу старинного друга, будто я – гомосек-насильник!
О НЕТ, БОЖЕ МОЙ… НА ХУЯ ЖЕ В ШОТЛАНДИЮ…
Мне захотелось блевануть прямо на него. Я вынул, а Иен стал издавать бессвязные звуки, словно ему снится дурной сон. Хер оказался измазан кровью. Натянув треники, я бросился на улицу.
Я в Эдинбурге, но никто меня не видит. Ополоумев, я с воплями побежал по Лит-Уолк и дальше по Принцесс-стрит, минуя людей. Но набрав скорость, на углу Кастл-стрит я врезался в старушку на ходунках…
И тут…
ВВУУХ…
Я оказался в тюремной камере, в очередной раз заправляя в жопу парню. Он без сознания лежал на койке подо мной.
НУ ЕБ ВАШУ МАТЬ…
Это мой давний приятель Мердо. Его закрыли за торговлю коксом. ФУ…
Вытащив, я спрыгнул с верхней койки. Меня скрутило. Уперевшись в стену, я содрогался в сухих, мучительных спазмах. Ничего не выходило. Я оглянулся, когда Мердо пришел в себя. Его лицо исказила гримаса боли и замешательства. Он ощупал задницу, увидел на пальцах кровь и говно, завопил и спрыгнул вниз. Я, скорчившись от страха, начал причитать:
– Дружище, я все объясню… на самом деле все не так…
Но Мердо, не обращая на меня внимания, бросился к спящему сокамернику с нижней койки и стал яростно метелить бедолагу. Его кулак вмялся в перепуганную физиономию арестанта.
– ТЫ, Я ТЕБЯ ЗНАЮ! ТЫ СО МНОЙ ДЕЛАЛ ВСЯКОЕ! Я ТЕБЯ ЗНАЮ! ТЫ ГРЯЗНЫЙ ОХУЕВ-ШИЙ ПЕДРИЛА! ЖИВОТНОЕ!
– ААААЙ! Я ВООБЩЕ ВЗЛОМЩИК… – несмотря на боль, пытался возражать паренек.
ВВУУУУУУХХХХ… крики затихли, и я оказался…
В часовне похоронного бюро, в конце зала. Крематорий, Уоррингстон, Монктонхолл или Истерн, хрен знает. Собрались все: мама с папой, брат Алан, малолетняя сестренка, Анжела. Перед гробом. Я сразу понял, кто в нем лежит.
“Ебануться, я на собственных похоронах”.
Я кричал им: что, что со мной творится?
И снова меня никто не слышал. Точнее, почти никто. Один гондон по ходу видел меня: толстый старик с белыми волосами и в темно-синем костюме. Он поднял вверх большие пальцы. Вокруг него словно разлился ореол света, с сияющими вспышками.
Я подошел к нему, оставаясь невидимым для всех остальных, как, впрочем, и он.
– Ты… ты меня слышишь. И сам можешь орать, как на матче. Что за хуйня?
Старик с улыбкой показал на гроб в окружении горюющей родни.
– Ты чуть не опоздал на собственные похороны, – засмеялся он.
– Но как? Что со мной происходит?
– Да ты умер прямо на сестре своего друга. Врожденный порок сердца, о котором ты не знал.
Пиздец. Со здоровьем оказалось еще хуже, чем я думал.
– А ты кто такой?
– Ну, – ухмыльнулся старик, – я тот, кого вы называете ангелом. Помогу тебе освоиться в новой роли. – Он закашлялся и поднял руку к лицу, подавляя смех. – Прости за каламбур, – хихикнул он. – В разных культурах у меня разные имена. Чтобы тебе было проще, называй меня тем, которое мне меньше всего нравится: святой Петр.
Подтверждение собственной смерти вызвало у меня припадок эйфории и немалое облегчение.
– Так я помер! Охуенные новости! Значит, я не трахал друзей в жопу. А то я уж начал переживать!
Сволочной сука-ангел медленно и сурово покачал головой.
– Нет, ты еще не перешел на ту сторону.
– В смысле?
– Ты стал беспокойным духом, бродящим по Земле.
– С чего?
– Наказание. Таково твое искупление. Не догнал.
– Наказание? Мое? Хули я не так сделал-то? – спросил я этого гондона.
Старик улыбнулся, как продавец окон, который сейчас будет мне втирать, что с кривой установкой теперь ничего не поделаешь.
– Джо, тебя нельзя назвать плохим парнем, но ты был слишком ярым женоненавистником и гомофобом. Так что в наказание ты будешь бродить по Земле в виде духа-гомосексуалиста и анально сношать старых друзей и знакомых.
– Ни за что! Я в эти игры не играю! Хуй вы меня заставите… – На этих словах я сбился, потому что до меня дошло: старый извращенец уже меня заставил.