Сборная солянка (Reheated Cabbage)
Шрифт:
– Грег налогами не занимается, – напыжилась Элспет. – Он работает в отделе планирования. – И, раздувшись от гордости, добавила: – Начальником.
Ах, в отделе планирования? Так ведь невооруженным глазом видно, каким таким планированием этот сукин сын занимается: хочет втереться в доверие, стать хозяином в доме! Ну уж нет, зря губу раскатал!
Сидит тут, понимаешь, винишко попивает, ужин за обе щеки уписывает, да с таким видом, точно какой-нибудь герцог хренов!
– Вэл, – говорит этот хмырь, – вы просто превзошли себя. Такая вкуснятина, что пальчики оближешь.
А я сижу рядом с ним, злой, как черт, аж от злости проглотил кусок, не разжевывая. И попалась мне какая-то фигня, косточка, что ли, да и застряла в горле. Глотнул я вина.
– Я хочу предложить тост, – поднял бокал Грег. – За семью.
Я попытался кашлянуть, а косточка крепко застряла и не выходит. Дышать не могу, да еще нос после вчерашнего забит намертво, в пазухах полно дряни скопилось…
Мать твою за ногу!
– Дяде Фрэнку нехорошо, – вякнул один из спи-ногрызов Джо.
– Франсис, что с тобой? Ты подавился? – спрашивает маманя. – Ой, да он весь красный стал…
Отмахнулся я от них всех и встал со стула. Эта тупая корова Сандра принялась совать мне кусок хлеба.
– На, заешь, проглоти…
Какое тут проглоти! Я и так задыхаюсь, а она меня и вовсе угробить хочет!
Оттолкнул я ее, ни вдохнуть, ни выдохнуть не могу, башка закружилась. Вижу, все перепугались до смерти. Я кашлянул, застрявшая кость вроде выскочила, но тут же снова упала куда-то вниз, прямо в легкие.
А-а-а-а-а! Задыхаюсь!
Я вцепился в стол, замолотил по нему кулаками, потом за горло схватился… Да чтоб тебя!
И тут меня как треснут по спине! Раз-другой, в горле что-то сдвинулось, и я снова могу дышать… Дышу, надо же… Живой все-таки!
– Франко, ты в порядке? – спросил Джо. Я кивнул.
– Молодец, Грег, – говорит мой родимый брательник. – И что б мы без тебя делали?
– Это точно! – вторит ему эта корова Сандра.
Я кое-как прихожу в себя, пытаюсь сообразить, что произошло.
– Мне кто-то по спине врезал, – говорю я Грегу. – Это ты?
– Ага, – отвечает. – Я думал, ты косточкой подавился.
Ну я и врезал ему в ответ, прямо в наглую рожу. Он отшатнулся, руки к лицу прижал, бабы с детишками визг подняли, а Джо меня за руку хватает.
– Франко, твою мать! Ты свихнулся? Парень тебя спас!
Спас он меня, на фиг! Я вырвал руку.
– Он меня по спине треснул! Чтоб какой-то козел на меня руку поднял? Да еще в хате моей мамани, и к тому же на Рождество! Совсем уже охренел!
Маманя вопит, кроет меня на все корки, и Элспет туда же.
– С нас хватит, – заявила, глядя на меня, и покачала головой. И говорит мамане: – Мы уходим.
– Нет, не уходите! – Маманя ее уламывает. – Рождество все-таки!
– Нет уж, мы пойдем. – И на меня пальцем показывает: – Это он все испортил. Надеюсь, теперь ты доволен. Ну и ладно, а мы пошли отсюда. Сами празднуйте свое вонючее Рождество!
Этот хмырь Грег стоит, запрокинув голову, к носу салфетку прижимает, но кровь все равно хлещет и уже рубашку залила.
– Да ладно, ничего страшного!
– лыбится он, чтоб всех успокоить. – Фрэнк просто перепугался, был в шоке и сам и не свой… со мной все в порядке… все не так плохо, как кажется…
Ну, думаю, тогда я тебе еще не так врежу. Сажусь на свое место, все еще пытаясь отдышаться, а они такую катавасию устроили! Элспет слезами заливается, а хахаль ее успокаивает:
– Зайка, да ведь он не нарочно. Давай еще посидим немного, ради Вэл.
– Ты его не знаешь! Вечно он все портит! – рыдает моя сеструха. Просто ей в очередной раз приспичило разнюниться: избаловали девку.
Джо и Сандра прыгают вокруг мамани и детишек. Маманя, как всегда, завела свою пластинку: что ж это она не так сделала? Да это я дурак, на фиг я вообще сюда приперся?
Короче, положил я себе еще жратвы, долил вина. А они все орут. Так и хочется сказать: вы жрать-то будете или нет? Если будете, так заткнитесь, а если нет, то валите отсюда, дайте челу спокойно пожрать.
Ладно, может, и не стоило ему с ходу морду бить, прямо в хате. Надо было сначала на улицу вывести. Так ведь этот козел совсем оборзел, за что и получил. Нуда, помочь он попытался – так ведь хребет мне чуть не сломал. Охренеть! А вообще, похоже, все дело в том, что с кем-то тут же скентуешься, а кого-то сразу на дух не переносишь, и, как ни старайся, а корешами не станешь.
Ох и дура моя сеструха, что выходит замуж за этого хмыря!
МИЛЫЕ БРАНЯТСЯ
На автобусной остановке околачивается жирный кекс: всклокоченные патлы, припухшие глаза, засаленный на жопе спортивный костюм. Кекс наблюдает за стайкой школьниц и украдкой, через карман, мусолит залупу. От него прет старым пивным потом; тяжелые щеки висят на лицевых костях, как разваренная курятина: того и гляди шмякнутся. Вчера, надо полагать, неслабо отдохнул после трудового дня.
Мучительный похмельный стояк бугрит эластиковое трико: кексу дорога однозначно в стриптиз-бар. Он встряхивается и направляет стопы к “бермудскому треугольнику” перекрестка Толкросс, чтобы слиться с толпой таких же опарышей, прилезших поглазеть на лобковые заросли. У входа в первое же заведение он удовлетворенно кивает, увидев на рекламной доске надпись: “Таня, 14.00”.
Ништяк, думает кекс, шлюшка со шрамом от кесарева сечения! При мысли о шраме глаза и член наливаются кровью. А еще у нее синяки на руках и на бедрах, работа дружка-наркодилера. У дружка погоняло Сикер, а почему – никто не знает. Кекс не раз наблюдал бурные сцены между Сикером и девчонкой; он одобряет политику “ежовых рукавиц”. Чего-чего, а баб воспитывать Сикер умеет. Знает их слабые места. Дерет обдолбанных шлюх во все дыры, как бог на душу положит, а расплачивается ширевом. Вот это мужик! Кекс дорого бы отдал, чтобы выведать секрет Сикера: самому небось далеко до таких высот. Ближе всего к идеалу удалось подойти с Джулией. Вот была зашуганная девка! Как первоклассница, даром что с двумя детьми. Прошлого сожителя, конечно, надо благодарить: тяжелый на руку, резкий, как леопард, чуть что – хрясь по морде! Вымуштровал девку, как шелковую. Отведав суровой мужской дисциплины, она потом всю жизнь только о ней и мечтала. Двух дней не могла прожить с неразбитыми щами, специально, сука, напрашивалась. А уж потом как сладко мириться! Целовать в рассеченную губку, с соленым привкусом, и мириться. Вот где самый кайф.