Сборник "Чистая фэнтези"
Шрифт:
— Дальше? Полагаю, капитул Ордена Зари завизирует убедительную победу темных идеалов, поставит себе в заслугу спасение цивилизации… гм-м… — Фрося хмыкнул с убийственной иронией. — До спасения нам далеко, но капитулу об этом знать необязательно. Главное: ваш срок правления, мой милый Аспид, продлится на четыре года. А вы, не в службу, а в дружбу, пользуясь властью, обеспечите мне и ряду моих коллег прямой доступ к медальону. Совместными усилиями, тщательно изучив сложившуюся ситуацию…
— Я не вернусь в Майорат.
— Перестаньте капризничать! Речь
— Я не вернусь в Майорат.
— Может, белые будут сговорчивей? — вмешался деловитый и, как всегда, предприимчивый барон. — Если мы передадим медальон им, обеспечив проникновение на территорию Майората и дальнейшую победу, будущий Белый Голубь… Я имею в виду, мой племянник… он даст согласие на доступ к реликвии…
Поймав ненавидящий взгляд горбуна, барон осекся и замолчал.
— Беру свои слова назад, — спустя минуту сообщил он. — Если мой племянник ночью кидается на любимого дядю с ножом… да и вы, Рене… Извините. Я иногда бываю слишком прямолинеен. Служба. Еще раз извините.
Гроссмейстер прекратил чесаться и сокрушенно вздохнул.
— С этими живыми сплошные проблемы… Амбиции, воззрения, принципы! То ли дело старый добрый покойник! — никаких амбиций, никаких принципов…
— Я тоже против возвращения медальона в Майорат, — сказал, подходя, Фернан Тэрц.
Профос не чесался, но все время приглаживал волосы, расчесывал их пальцами, поправлял на висках и никак не мог удовлетвориться результатом. Впрочем, несмотря на нервность движений, голос Тэрца звучал ровно.
— Я обещал молодому человеку, что Надзор Семерых заберет останки Хендрики Землич, намоленные или нет, и предпримет все возможное для спасения. Не для изучения, а для спасения. Я держу свое слово. И слишком хорошо знаю, насколько «ряд коллег» способен увлечься «тщательным изучением ситуации». Гроссмейстер, вас я не имею в виду.
Поклонившись некроманту, бывший стряпчий сделал шаг к горбуну.
— Сударь Кугут, вы понимаете, что в нашем случае спасением окажется гибель омфалоса? Смерть давно умершей женщины, окончательная и бесповоротная? Найди мы способ уничтожить без последствий броню намоленности, я первый буду настаивать на прекращении существования этого артефакта. Мертвые должны лежать в могилах, при всем моем уважении к искусству некромантии. Мертвецы иногда начинают вести слишком бодрый образ жизни — но мертвец, выставленный на всеобщее обозрение, мертвец, как объект поклонения… Помните Карийский Мавзолей, где служили молебны мумиям сатрапа Мавсола и его сестры-жены Артемии? Чем это закончилось для несчастных Карий? Я против.
— Хорошо, — согласился гроссмейстер. По гримасе, исказившей Фросино лицо, было ясно видно: ничего хорошего он не видит. — Ваши предложения, дамы и господа? Учтите, после драки на перекрестке наш чудесный медальон перешел в активную фазу. Пуп Земли «осознал» пик високосного цикла; сейчас он не воспринимает никого и ничего, кроме квеста и квесторов. Оставь мы юных сорвиголов под замком, увези в Реттию, на край света — реальность в их восприятии искажена влиянием реликвии. Черно-белым, категорическим императивом. И останется искажена до завершения цикла, когда Омфалос успокоится и скатится в пассивную фазу ожидания. Поэтому я и предлагал сперва завершить цикл…
— Вы — мудрый человек, гроссмейстер. Но я не готов принять вашу мудрость, — профос оперся о перила, глядя в редеющий мрак. — Знаете, почему? Я и Хендрика Землич — у нас слишком много общего… Сегодня вы рассказывали сударыне вигилле про меня и доцента Кручека с его теорией «антиманы»…
— Да, — кивнул Эфраим. — Я уже тогда предполагал, что вы, сударь блокатор, — действующий семант, как и остальные ваши коллеги. Я только не знал, как вы этого добились.
— Ничего страшного. Думаю, еще год-два, и механизм блокации станет общеизвестен. Тайна Петруччио, глуповатой марионетки в театре кукол.
Фернан Тэрц сощурился.
— Общеизвестен, сказал я. Но не общедоступен.
Вас когда-нибудь сажали в тюрьму? Нет? Странно, а по вам и не скажешь… Что говорите? Семь лет — не срок? Это смотря откуда считать. Если с веранды уютного домика в кадавральне — может, и не срок. А если из темницы-одиночки, слепо уставясь на рунированную решетку окошка…
Из-за решетки, оно дольше считается.
В «Очарование» — печально известную тюрьму для чародеев-преступников — угодил однажды боевой маг Климент Болиголов. За что? — неважно. Хотите уточнить, сударыня? За нападение на судью во время состязаний големонстров? За обучение девицы-диббука бранной магии? Склоняю голову перед вашей осведомленностью. Как-никак минуло четверть века…
Тюремное заключение весьма способствует размышлениям. Философам следовало бы не удаляться в горы, а садиться в тюрьму. В принудительной тишине человек учится думать головой, а не иными частями тела. Особенно если рядом окажется толковый собеседник. Да, темница была одиночной — так ведь и собеседник был один! Правда, поначалу Климент страстно мечтал его придушить. Или заткнуть рот кляпом. Но увы, увы…
Как заткнешь рот духу?
Я уж не говорю о придушить…
Изгнать? Экзорцировать? Это в «Очаровании», где стены покрыты манопоглощающей эмалью Рашцига, и в каждом углу — чуры-соглядатаи?! Прямо как в… впрочем, неважно. От бессилия Климент был вне себя. Нет, он не бился головой о стены, не изрыгал проклятий, не пытался сковырнуть отвратительную эмаль. Нахохлившись больным филином, дни напролет он сидел на топчане и кипел от черной ненависти. Через три месяца к нему явились двое вигилов. Уведомили: девица Мария, покушавшаяся на жизнь и здоровье Просперо Кольрауна, взята под надзор. В связи с наличем диббука и особой опасностью, какую представляет добавочная душа внутри чародейки, обученной азам бранной магии, принято решение: наложить на девицу «Семь печатей».