Сборник «Доживем до января»
Шрифт:
— Да! Почему наш герой молчит весь вечер? Пусть тоже скажет. — Поддержал Лизу Лопух. Вообще-то, Костя его звать, но как-то прилипло к нему это прозвище. Вот и зовут все Лопухом.
— Да что я скажу-то? — Гарри уныло улыбнулся всей нашей честной компании и, нервно ёрзая на едва живом стульчике, поправил пояс. ПМ, небрежно воткнутый за ремень (мог бы, блин, и в кобуру засунуть в честь праздника!), упал на пол. Народ мгновенно притих.
— Слушай, будь добр, положи на стол как все или в кобуру сунь. — Ворчу этому придурку, чей пистолет, естественно не имеющий предохранителя, вполне мог отстрелить мне ногу: упал-то он совсем рядом, как раз с моей ногой. — Если что, тебе будет намного проще взять его со стола, чем тянуть из штанов.
— Сейчас положу. — Бурчит этот молодой новичок, ещё и года в Зоне не пробыл. Успел пообтереться, русский язык освоить, потерять троих напарников и остатки совести, но всё равно ещё щегол. — Не буду я тост говорить. — Сказал Гарри, кладя пушку на стол.
— А давайте я скажу? — Саня прям светится. Рот до ушей, в волосах веточка еловая: это мы ёлку в лесу нашли, где в прошлом году контролёр прочно поселился. Не так давно группа «Долга» вошла в лес и спустя пару дней вернулась с победой. Кажется, вернулись аж целых двое из восьми отправившихся. — Давайте за то, чтобы в новом году Нож наконец-то научился разговаривать!
Народ расхохотался, гораздо громче, чем следовало бы: этот домик наполовину ушёл в землю, стены толстые и мы ещё укрепили их, как и окна и двери, но всё же лучше не испытывать судьбу слишком уж сильно. Мутанты всякие бывают, могут и заскочить на огонёк, чего нам совсем не надо. Гораздо хуже, если услышат люди. Ну, на этот случай мы по очереди дежурим в дальней комнатке, ранее являвшейся, наверное, прихожей.
Нож и сейчас промолчал. Смотрит на нас злобно, глазами сверкая и что-то своё про нас думает. Коробит это иногда. Вот когда он так смотрит. Как бы крышку парню не сорвало со злости. Возьмёт, психанёт и давай палить по всем и каждому. Было дело, довелось мне такое видеть. Троих положил свихнувшийся сталкер, пока его не пристрелили со спины. Тоже, как и Нож, бывалый был. Много видел, много пережил. Такие как Нож с ума редко сходят, в основном, с новичками не всё ладится. Не выдерживают напряги, и заклинивает что-то в мозгу. Но если уж заклинило такого бывалого — сушите вёсла господа, себе могилу ройте. Вот, к примеру, Нож: почему у него такая странная кличка? Симпатичный парень, угрюмый, говорит очень-очень редко. Лицо у него немного восточного типа, так почему бы не Татарин, к примеру? Нет, Нож. Знаю я, откуда прозвище его народилось, да никому не скажу. У Ножа в поясе, том самом, что Лизу так рассмешил в начале праздника, спрятан нож. Правда, больше он похож на мачете с удивительно гибким лезвием. Нож, как-то зарубил этой игрушкой подраненную химеру. Дело нешуточное — он сам ранен был тяжело, но справился, и с тех пор зовётся Нож. Опасен он выше всяких рамок. Даже я его немного побаиваюсь. Саня сейчас с Лопухом шепчется, глазки ему строит, а ведь знала бы дурёха, что за человек напротив сидит, тряслась бы от страха. Санька молодая совсем, в Зоне ещё меньше, чем Гарри. Вообще-то, её Александра зовут, но мы прозвали Санькой. Саня глупая, но стреляет неплохо — достаточно, чтобы остаться в живых, конечно, если будет нас держаться. Одной ей не выжить.
— Липа, дай-ка мне вон ту штучку, пожалуйста.
Улыбаюсь этому идиоту и посылаю почти добрый взгляд, показывая пальцем на поднос с кусками бекона. Даже не повернулся. Больно надо. Вставать не очень хочется, возьму-ка я лучше старые добрые консервы. Как-то оно всё привычней, чем бекон закордонский. И где его Димок добыть умудрился? Наверное, там же, где Нож добыл две бутылки самого настоящего красного вина. Надо бы допросить Димку, гадёныша этакого, с пристрастием и, возможно, лёгким мордобитием. Тоже хочется винца время от времени доставать… Правда, не могу его почему-то пить. Бокал и всё, не хочется больше. Лучше выпью я водки — оно всё привычней.
— Ой, вы посмотрите, что они делают! — Довольно глупо хихикая, завопила Лизка.
До чего же странная девчонка! Уже ведь и смерть повидала, и самой пострелять приходилось, правда, только по мутантам, а всё как школьница молоденькая.
Народ хохочет — тоже им зрелище понравилось. Что тут такого? Ну, лижутся Лопух с Санькой, что такого? Все же в курсе, любовь у них… Правда, не понятно зачем они её, любовь свою, всем подряд демонстрируют. Можно сказать, выпячивают. От нервов может? Или потому что оба ещё зелёные совсем? Лопух, ненамного Саньки опытней. Вдвоём пойдут в Зону, можно сразу собираться и идти за ними — из беды выручать. Потому как влипнут обязательно. Пока они отчего-то живы, щадит их Зона, иль просто по жизни так везёт, не знаю даже. Мне вот так не фортит. О каждой передряги, в которой довелось побывать, неизменно приношу либо кровоточащие, либо гноящиеся раны. Димок латает. Матерится и латает. А что ему ещё остаётся? Он без меня никуда. Хороший парень этот Димок. Не то, что Нож. Весёлый, спокойный. Помню, как-то кислотой ему ногу до самой задницы ошпарило — стою над ним, думаю, всё, помер парень, а он живой. Даже шутил всё время. Кожа со штанами спеклась, от ветра облетает, будто бумага туалетная, а он мне улыбается: «Ты никак попроведовать? А у меня тут такое несчастье! Ты забегай на днях, я как раз приберусь и пыль ещё вытру.» Очень тогда страшно мне было. Он мог и с ума спрыгнуть просто от боли. Живой остался Димок и с головой у него всё теперь в порядке. Просто шалопай он и растяпа.
— Из-звини… Я н-не чаяно…
Лепечет Липа, выбираясь из-за стола. Это он меня значит, случайно плечом саданул. Гад. Убрать бы пора пистолет от его красной морды, но пусть ещё секундочку постоит, пропотеет от страха получше.
— Осторожней надо, Липа. Здесь Зона. Здесь не в ту строну ластами махнёшь и крышка. — Так и стоит, скрючившись, наполовину из-за стола выйдя. — Иди уже, дурачок.
— Т-ты из-звини…
Бормочет Липа, поспешно убегая в дальнюю комнатку с остатками подземной норы. Мы когда сюда селились, нора на улицу выходила. Одна граната и теперь нора уже никуда не выходит. Там у нас теперь туалет, на время Выброса и когда надо прятаться…
— Зря ты так. Липа хороший. — Наставляю ствол на прелестную мордашку нашей глупышки Лизы. Мгновенно бледнеет, а Нож впервые за весь вечер открывает рот, чтобы хрипло каркнуть два сухих смешка. Улыбается. Не люблю, когда он улыбается, но на него ствол я наставлять уж точно не стану. Одно такое движение, и у меня во лбу появится третий глаз. Нож это не Лиза с Санькой и даже не Димок. Убирая ствол, беру в руки рюмку.
— Рефлекс сработал. Прошу прощения. Давайте, что ли, ещё по одной? — Смущённо и чуточку зло говорю я, и Нож, скотина, выдавливает ещё один свой мерзкий смешок. Вот, что смешного? Здесь если жить хочешь: такие рефлексы на раз-два-три вырабатываются. А я жить хочу. И желательно долго и счастливо. Вряд ли, выйдет, конечно, но — вдруг?
Народ хватает рюмки. Гарри таки развели на тост. Лопочет какую-то чушь о дружбе, о любви, ещё что-то. В общем, полный набор новогоднего бреда, пустого и лишённого смысла здесь в Зоне. Зачем вообще стали отмечать? По старой памяти, видимо. Все мы в детстве любили этот праздник. Все помним что-то хорошее об этих первых днях нового года…
И всё равно, глупость это всё и излишество. Какие праздники здесь? У нас даже ёлки нормальной нет. Та, что в лесу взяли, маленькая, кривая — я даже сомневаюсь, ёлка ли это. Сентиментальность, да, она-то, думаю, нас когда-нибудь и погубит. Впрочем, их, вот Саньку, Лизку, Гарри, Лопуха, Липу — погубит. А вот мы трое как всегда останемся живы. Мы из таких передряг уже вылезали, о коих Лопушок со своей Санечкой даже понятия не имеют…
Липа меня отчего-то боится. Как огня. Вот вернулся даже и сел так осторожно, опасливо косясь в мою сторону. Будто тут не я, а кровосос воплоти сидит… Впрочем, Липа ещё совсем щегол. Он кровососа живьём не видел. И если рядом кого из нас не будет, когда впервые увидит этого монстрика, то тогда он его ещё и в последний раз увидит. И сожрут его, как Алика, месяц назад…
— А я тебе подарок приготовила! — Не сразу понимаю, что это вообще ко мне обращаются. — Вот! На! С Новым Годом! — Санька прям сияет. Она что-то весь вечер сияет. Не к добру. Такого откровенного счастья Зона не прощает. Что это она мне всучила? Коробочка какая-то… И надо же — ленточкой перевязана. — Открывай!
— Ну, зачем… — Отчего-то я даже смущаюсь. Наверное, всё лицо красное: вон они как посмеиваются. Эх, смогли всё же щеглы меня смутить. Ну, ладно, откроем.
— Нравится? — С некоторым беспокойством заглядывает мне в лицо Санька.
Верчу в пальцах эту блестящую фиговину и никак не могу догнать, что это за штука такая и что сие значит? Это что, Саня пошутить вздумала? Так это она зря. Я не Лиза и не её придурковатый Лопушок, я могу и в нос ей двинуть и пристрелить тоже. В моей душе Зона уже успела порыться и многое, что там раньше пышно расцветало, нынче мертво либо окаменело и не используется. Как, например, совесть.