Сборник "Этические уравнения"
Шрифт:
– Монахи занимаются бизнесом?
– Не занимаются, но средства у них есть. Вот бандиты и решили обложить их данью. А так как местная милиция с ними заодно, ничего не предпринимает для защиты монастыря, то монахи и разработали план спасения. Теперь в рядах мафии есть разведчик дацана, который вовремя предупреждает настоятеля о намерениях бандитов. Слух о похищении монаха был распространен намеренно, чтобы «братки» не догадались о шпионе.
Шаман выдохся, замолчал.
Молчал и обалдевший Максим, не зная, что сказать и что делать дальше. Если все обстояло так, как рассказал Шаман, группе в
В обед группа собралась в гостинице, и майор сообщил подчиненным о замысле настоятеля. После недолгих дебатов решили побыть в столице Бурятии еще день, чтобы начальство не обвинило в нежелании работать серьезно. Впервые задание оказалось пустой тратой времени, сил и средств, заканчиваясь неудачей. Хотя, с другой стороны, такая неудача стоила многих побед. За преступной группировкой Улан-Удэ теперь присматривали не только чекисты, но и монахи, что в скором времени должно было дать результаты и уничтожить группировку.
В Москву вернулись в понедельник.
Приехав домой, Максим обнаружил, что дверь в квартиру заменена на металлическую и старые ключи к замку не подходят.
Первой была мысль: убью!
Потом он заставил себя успокоиться, сел на ступеньку лестницы и подумал: может, это к лучшему? Жена решила все сама, зачем ей мешать? Надо лишь забрать свои вещи и уйти. Или попробовать все же разрядить обстановку?
Он встал и нажал кнопку звонка.
БЫТИЕ
К обеду небо затянули черно-фиолетовые тучи, предвещавшие снегопад, стемнело. Зато резко проступила белизна заснеженной равнины, будто снег засветился изнутри. Четче проступили на этом фоне темно-зеленая полоса близкого леса и серо-черные дома окраины Родомля.
Заигрался под вечер на Николу мороз, Снег в лесу – не бывает белее. В колдовскую страну неразгаданных грез Я вхожу удивленно, робея…Дороги замело, поэтому бабушке с внуком пришлось идти по бездорожью, по крепкому насту, хотя иногда наст не выдерживал и проваливался под ногами. Что, впрочем, не огорчало мальчика, живущего в предвкушении Нового года. Изредка бабушка сажала его на санки, и тогда он вообще чувствовал себя счастливым.
Вышли за околицу, пересекли поле, где летом паслось стадо деревенских коров. Лес приблизился, тихий, темный, загадочный. Бабушка обошла низинку, подвела внука к поросли молодых елок и сосен:
– Не замерз, путешественник?
– Не-а…
– Выбирай, какая на тебя смотрит.
Арсик, раскрасневшийся от ходьбы и мороза, критическим взглядом прошелся по лесным красавицам, протянул ручонку:
– Эту.
– Правильно, глаз у тебя верный, и я бы эту выбрала.
Бабушка достала топорик, перекрестилась, срубила пушистую двухметровую сосенку, увязала и уложила на санки:
– Управиться бы до метели.
И они побрели назад к поселку: полтора километра снежного царства, низкие тучи, белое пятно среди них – там, где находилось солнце,
Двое на снегу, бабушка и внук, прошлое и будущее, соединившееся в настоящем.
Как давно это было…
Арсений Васильевич посмотрел на часы: десятый час утра. Воскресенье, восемнадцатое января, можно и понежиться в постели, благо на работу не идти. Хотя привычка вставать рано уже разбудила организм, и сон вряд ли придет как желанный гость. И так всегда: в обычный рабочий день страшно хочется спать, поднимаешься на автомате, а когда появляется возможность поспать лишние два-три часа, сон вдруг улетучивается, недовольно ворча, лежишь и ждешь, когда воля заставит тебя встать.
Арсений Васильевич включил телевизор, прошелся по каналам, послушал утренние новости, выключил. Полежал еще немного, мечтая, что вот сейчас на кухне загремит посуда и голос жены позовет его завтракать.
Тишина на кухне. Тишина во всей квартире. Никто не загремит посудой и никто не позовет. А ведь было когда-то. В детстве звала бабушка (бабуля родная, как же мне тебя не хватает!) либо приносила горячие блины со сметаной или со шкварками прямо в постель:
– Поешь, сынок, пока с пылу, с жару…
Потом ухаживала мама.
Потом жена.
Теперь никто. Дети не в счет. Они появлялись в доме отца редко.
Арсений Васильевич снял трубку телефона, позвонил сыну в Муром. Ответили через несколько минут:
– Але, у телефона…
Голос Гольцова-младшего, хриплый и невнятный, выдавал его состояние. Такое обычно называли характерным словечком «с бодуна».
– Разбудил? Извини.
– Пап, ты? Что случилось?
– Ты обещал позвонить, когда сходишь на встречу с нанимателем, но не позвонил, вот я и беспокоюсь. Что с работой? Устроился?
Пауза.
– Нет…
– Почему?
– Я не попал на прием…
Арсений Васильевич сжал зубы:
– Почему?
Еще пауза.
– Опоздал…
– То есть проспал! И что дальше? Ты понимаешь, что так жить нельзя?!
– Я найду работу…
– Ты ищешь ее уже полгода! Если совесть позволяет тебе так жить – живи. Я все могу понять. Но принять – нет, потому что это неправильный образ жизни, иждивенческий.
– Тебя же кормили родители… – буркнул Кирилл.
– До восемнадцати лет, – согласился Арсений Васильевич. – А тебе сколько? Тридцать. Ты ведь не дурак, многое можешь, в компьютерах разбираешься, надо только захотеть. Поверь мне: это счастье – ни от кого не зависеть, зарабатывать на хлеб самостоятельно! Я был горд тем, что живу, не прося помощи, хотя на зарплату инженера не очень-то и развернешься. Начни, и ты поймешь.
Сын помолчал:
– Хорошо, я постараюсь… мне деньги нужны… За квартиру заплатить…
Арсений Васильевич усмехнулся:
– Приезжай, позвони только, чтобы я был дома.
Он повесил трубку, посидел на диване, сгорбившись, решил было позвонить Юревичу и предложить совместный поход на рыбалку, но в это время позвонили в дверь.
Пришел сосед-полковник, слегка навеселе: от него пахло пивом и воблой.
– Привет, молодежь.
– Какая там молодежь, – махнул рукой Арсений Васильевич. – Песок уже сыплется.