Сборник «Хрустальный грот»
Шрифт:
— Да, но… — От изменившегося голоса Ханно у меня натянулась кожа на костях. Я замер.
— Да, но что?
Проныра еще больше понизил свой голос:
— Может быть, заставить его сначала нам все выложить… Я хочу сказать, что давай-ка прикинем, как это сделать. Все, что он нам сообщил о намерениях короля Камлака… Если мы сами заполучим все эти сведения и сообщим о них, то нас ждут туго набитые кошельки, согласен?
В ответ Маррик проворчал:
— А когда он попадет на берег и проболтается кому-нибудь? Дойдет до Амброзиуса. Мимо него никогда ничего не проходит.
— Ты что, простачком прикидываешься? — последовал язвительный вопрос.
Мне оставалось одно — не шевелиться. Лопатки впились в натянутую на спине кожу.
— Да не такой уж я простак. Соображаю, куда ты клонишь. Но не представляю, что это возможно.
— Никто в Маридунуме не знает, куда он ушел, — заговорил Ханно быстрым и нетерпеливым шепотом. — Что касается тех, кто видел его при посадке на судно, то они подумают, что мы увезли его с собой. На самом же деле мы сейчас заберем его с собой, а по дороге в город…
Я услышал, что Ханно судорожно проглотил слюну.
— Еще до выхода в море я говорил тебе: бессмысленно тратиться на его проезд, — продолжал Ханно. Затем раздался резкий голос Маррика:
— Если мы собирались от него избавиться, то, конечно, было бы лучше вообще не тратить деньги на его провоз. Но пораскинь немножко мозгами: мы получим деньги в любом случае и, может быть, приличный куш сверх того.
— Как это ты себе представляешь?
— Ну, если у парнишки есть что сказать, то Амброзиус оплатит его провоз, можешь не сомневаться. Затем, если окажется, что мальчик побочный принц, а я в этом не сомневаюсь, то и тут мы получим сверху. Сыновья или внуки королей — из них всегда можно извлечь пользу, и кому, как не Амброзиусу, об этом знать.
— Амброзиус должен знать, что невыгодно держать парня в качестве заложника, — пробурчал угрюмо Ханно.
— А если он все-таки не пригодится Амброзиусу, то мы оставим его у себя, продадим и поделим выручку. Вот давай так и сделаем. Живой он еще чего-то стоит, мертвый — ничего, и тогда плакали бы наши денежки, потраченные на его провоз.
Я почувствовал довольно-таки жесткие тычки Ханно ногой.
— На данный момент он вообще ничего не стоит. Таких дохлых я еще ни разу не видел. У него, должно быть, девчачий желудок. Вы думаете, что он способен передвигаться?
— Сейчас посмотрим, — сказал Маррик и потряс меня. — Послушай, парень, подымайся.
Я застонал и медленно перевернулся, показав им, как и предполагал, свое несчастное бледное лицо.
— Что это? Мы на месте? — спросил я на уэльском.
— Да, мы на месте. Давай-ка вставай, мы собираемся на берег.
Я застонал опять, но на сей раз сильнее и схватился за живот.
— О боже. Нет, оставьте меня.
— Черпак морской воды, — предложил Ханно.
Маррик выпрямился.
— Время прижимает. — Он опять заговорил на британском. — Судя по всему, нам придется его нести.
— Нет, нам придется оставить его: мы должны идти прямо к графу. Не забывай, что вечером встреча. Он уже знает, что судно пришвартовалось, и рассчитывает увидеть нас перед своим отъездом. Нам лучше прямо сообщить ему, иначе могут быть неприятности. Парнишку мы оставим пока здесь. Закроем его и скажем, кто останется охранять, чтоб не спускал с него глаз. А назад мы сможем вернуться еще до полуночи.
— Сможем, думаешь? — угрюмо спросил Ханно.
— У меня есть то, что не будет ждать.
— Амброзиус тоже не будет ждать. Поэтому, если хочешь получить деньги, тебе лучше пойти. Разгрузка судна наполовину уже закончена. Кто останется охранять?
Ханно сказал что-то, но скрип тяжелой двери, закрывшейся за ними, и глухой стук задвигаемых засовов заглушили ответ. Слышно было, как в засовы вставляют клинья. Затем звук их голосов и шагов затерялся в шуме разгрузки. Работа шла полным ходом; скрип воротов, крики людей, скрежет разматывающихся тросов, глухой звук от перетаскиваемых на пристань тяжелых грузов.
Я откинул одеяла и сел. После того, как прекратилась эта ужасная качка, я опять почувствовал себя нормально — даже хорошо. Ощущения какой-то легкости и очищения вызывали во мне необычное состояние: я почувствовал себя здоровым и полным сил. Я встал на колени и оглядел себя.
На пристани горели фонари, свет их проникал через маленький квадратный бортовой иллюминатор. Я увидел кувшин с широким горлом и большой кусок ячменного хлеба. Откупорив кувшин, осторожно попробовал воду. Отдавало плесенью, известняком, но пить можно было, от воды у меня пропал металлический привкус во рту. Хлеб был как кремень, но я держал его в воде до тех пор, пока он не стал разламываться на кусочки. Затем я поднялся и подтянулся к окошку.
Для этого мне пришлось добраться до подоконника, подтянуться на руках, опереться ногой на выступ одной из распорок перегородки. Я и ранее предполагал, что моя тюрьма находится на носу судна, а сейчас убедился в этом. Судно было пришвартовано к каменной пристани, где на столбах висела пара фонарей, при свете которых около двадцати воинов сгружали тюки и полные упаковочные клети. Дальше за пристанью выстроился ряд капитальных сооружений — вероятно склады.
Создавалось впечатление, будто товары отправляли еще куда-то. У фонарных столбов ожидали повозки с привязанными мулами. Воины были в форме и вооружены. За разгрузкой наблюдал офицер. Судно стояло среди других кораблей и близко к пристани, где находились сходни. Носовой канат располагался от перил до пристани прямо над моей головой. Между мною и берегом было примерно пятнадцать футов. Канат убегал вниз в спокойную темень ночи, дальше шла густая темнота складских сооружений. Но я решил, что мне придется подождать, пока не закончится разгрузка, а повозки и с ними, вероятно, воины не уйдут. У меня еще оставалась надежда на побег, учитывая, что на борту будет всего лишь один часовой и, возможно, на пристани уберут фонари.
Конечно, я должен бежать. Если останусь здесь, то моя безопасность будет зависеть единственно от доброй воли Маррика, а это в свою очередь — от исхода его разговора с Амброзиусом. А если по каким-то причинам Маррик не вернется сюда, а вместо него придет Ханно…
Кроме того, я хотел есть. Вода и та отвратительная каша из размоченного хлеба привели соки в моем ужасно пустом желудке в кипение. Сама мысль, что придется еще ждать два или три часа, пока кто-то вернется, казалась мне невыносимой, даже если исключить страх перед тем, что могло принести их возвращение. И даже если бы произошло самое благоприятное и Амброзиус послал за мной, я, находясь в его руках и выдав ему все сведения, которыми располагал, тем не менее не испытывал уверенности в своей безопасности. Хотя обман спас мне жизнь, Ханно был прав, предполагая, что я со своими скудными сведениями бесполезен в качестве заложника. Да и Амброзиус это поймет. Мой полукоролевский статус мог произвести впечатление только на Маррика и Ханно. Амброзиус же не принял бы во внимание ни то, что я внук союзника Вортигерна, ни то, что я племянник Вортимера. Дела обстояли так, что в лучшем случае быть мне в рабстве, в худшем — невоспетая смерть.