Сборник «Хрустальный грот»
Шрифт:
— Должно быть, он сошел с ума, — смущенно заметил я. — В данный момент нельзя нарываться на неприятности, особенно такие, что связаны с Горлуа и его людьми. Клянусь всеми богами, Кадал, ведь именно Корнуолл помог Амброзиусу завоевать страну, а Утеру стать тем, кем он сейчас является. А кто выиграл для него битву у Дэймена?
— И люди говорят о том же.
— В самом деле? — Я задумался, нахмурясь. — А сама леди? Что, кроме обычных вымыслов, говорят о ней?
— Что она с каждым днем становится все молчаливей. Я не сомневаюсь, Горлуа есть о чем потолковать с ней по вечерам, когда они остаются вдвоем. Рассказывают, что она теперь не поднимает глаз при народе, боится встретиться взглядом с королем, когда он пристально смотрит на нее из-за кубка или наклоняется через весь стол, чтобы заглянуть за ее декольте.
— Это то, что я называю навозными сплетнями, Кадал. Я имею в виду, что она собой представляет?
— Об этом как раз умалчивается, говорят лишь, что она молчунья и невероятно хороша собой. — Он выпрямился. — Видит бог, Утеру нет необходимости вести себя подобно изголодавшемуся перед вкусным блюдом. Он может наполнить свою тарелку доверху в любую ночь. В Лондоне не найдется девушки, которая не мечтала бы поймать его взгляд.
— Я тебе верю. Он не ссорился с Горлуа? Открыто, я имею в виду?
— Об этом я не слышал. Напротив, он был чрезвычайно сердечен, и попервоначалу ему все сходило с рук, старик был польщен. Но сейчас, Мерлин, назревают неприятности. Она более чем вдвое моложе Горлуа и проводит свою жизнь взаперти в одном из холодных корнийских замков, вышивая ему боевые накидки, погрузившись в мечты, как ты понимаешь, отнюдь не о старике с седой бородой.
Я отодвинул тарелку. До сих пор мне было совершенно все равно, что делает Утер. Но последнее замечание Кадала попало в цель. Когда-то жила другая девушка, которая сидела дома, вышивала и мечтала…
— Ладно, Кадал, — резко сказал я. — Хорошо, что я узнал. Надеюсь только, что мы сами не окажемся замешаны в этом деле. Бывало, Утер и раньше сходил с ума из-за женщин, но все они были досягаемы. А это — самоубийство.
— Сумасшествие, ты сказал. Люди говорят о том же, — медленно проговорил Кадал. — Говорят, что его околдовали. — Он посмотрел на меня искоса. — Возможно, именно поэтому он послал за тобой молодого Ульфина в такой спешке, призывая в Лондон. Может быть, он хочет, чтобы ты снял чары?
— Я не снимаю чары, — кратко ответил я. — Я их налагаю.
Кадал поглядел на меня, хотел что-то сказать, но раздумал. Затем он отвернулся, чтобы взять кувшин с вином, ибо когда при полном молчании наполнял мой стакан, я заметил, что его рука творит знак против нечистой силы. Тем вечером мы больше не разговаривали.
Представ перед Утером, я понял, что Кадал был прав. Назревали настоящие неприятности.
Мы прибыли в Лондон перед самой коронацией. Было позднее время, и ворота уже заперли. Однако относительно нас, наверное, предупредили, поэтому наш отряд впустили без лишних вопросов и прямиком препроводили в королевский замок. Я едва успел сменить заляпанную грязью одежду, как меня тут же проводили к королю в спальню. Слуги немедленно вышли, оставив нас одних.
Утер приготовился ко сну, облачившись в длинную ночную сорочку из темно-коричневого вельвета, отороченную мехом. Его кресло с высокой спинкой стояло у пылающего камина. На подставке рядом с креслом находился серебряный кувшин с крышкой, из носика вился полупрозрачный пар. Пахло ароматным вином, и у меня от нетерпения пересохло в горле. Однако король и не думал предложить мне чашку. Он беспокойно метался по комнате, как тигр по клетке. Следом за ним, шаг в шаг, следовал его волкодав.
Как только за слугами закрылась дверь, он резко обратился ко мне.
— Не торопишься.
— Четыре дня? Тебе следовало прислать лошадей получше.
Это сбило его, поскольку он не ожидал подобного ответа.
— Это были лучшие лошади в моей конюшне, — сказал он, смягчаясь.
— Тогда не мешало бы приобрести лошадей с крыльями, если ты хочешь, чтобы мы передвигались быстрее, чем сейчас. И людей покрепче. По дороге от нас двое отстали.
Но Утер уже не слушал. Углубившись в свои мысли, он снова начал мерять шагами комнату. Я наблюдал за ним. Он похудел и передвигался легко и быстро, как голодный волк. Глаза от недосыпания запали, в его манерах появилось нечто ему несвойственное. Руки его постоянно двигались. Он то сцеплял их сзади, хрустя суставами, то теребил сорочку или бороду.
— Мне требуется твоя помощь, — бросил он через плечо.
— Я так и понял.
— Тебе известно, какая? — обернулся он.
Я пожал плечами.
— Никто больше не говорит ни о чем, как о страсти короля к жене Горлуа. Понятно, ведь ты не скрываешь ее. Но прошло уже больше недели с тех пор, как ты послал за мной Ульфина. Что случилось за это время? Горлуа с женой еще здесь?
— Конечно. Они не могут покинуть Лондон без моего разрешения.
— Понятно. Вы уже говорили по этому поводу с Горлуа?
— Нет.
— Но он наверняка знает.
— Он понимает все так же хорошо, как и я: если дело дойдет до разговора с ним, то нас уже ничто не сможет остановить, а завтра коронация. Я не могу с ним объясняться.
— Или с ней?
— Нет, нет. О боже, Мерлин, я не могу даже приблизиться к ней. Ее охраняют, как Данаю.
Я нахмурился.
— Он ее охраняет? Это настолько выходит за рамки обычного, что равносильно публичному признанию, что что-то не так.
— Я имел в виду, что вокруг нее постоянно крутятся ее слуги и люди Горлуа. Среди них не только телохранители, но и воины, сражавшиеся с нами на севере. Я могу подойти к ней только в обществе. Тебе еще расскажут об этом, Мерлин.
— Так. Передавал ты ей тайное послание?
— Нет. Она очень осторожна и целыми днями находится со своими дамами, у дверей стоят ее слуги, а он… — Утер запнулся, на лице его выступил пот. — Он находится с ней каждую ночь.
Шелестя одеянием, он отвернулся и мягкими шагами прошелся по комнате, спрятавшись в тени. Оказавшись ко мне лицом, он протянул ко мне руки и по-мальчишески спросил:
— Что мне делать, Мерлин?
Я подошел к камину, взял кувшин и наполнил ароматным вином два кубка, протянув ему один из них.