Сборник «Хрустальный грот»
Шрифт:
— Да, я знаю. — Я произнес это без всяких эмоций, просто соглашаясь с ним, и несколько удивился, когда он рассмеялся про себя. На мое плечо почти дружески опустилась его рука.
— Мы понимаем друг друга. Не думал, что это будет так легко. Если бы ты знал, как мне приятно это слышать после многочисленных просьб о помощи, пощаде, милостях. А теперь единственный в королевстве человек, имеющий все права обратиться ко мне, выбирает свой путь и ничего от меня не хочет!
— Конечно. Хотя наши дороги еще пересекутся, но не сейчас. И тогда нам придется работать вместе, хотим мы того или нет.
— Посмотрим. Ты обладаешь могуществом, я признаю это, но какая мне от него польза? Мне не нужны жрецы. — Его голос был свеж и дружелюбен, словно он хотел избавиться от ночного отчуждения. Утер был приземленный человек. Амброзиус понял бы меня, но Утер снова свел все к обыденному, словно пес, идущий по следу крови.
— Ты хорошо послужил мне у Киллара и здесь, у Висячих камней. Только за это ты заслуживаешь какой-нибудь милости от меня.
— Где бы я ни оказался, я всегда буду в твоем распоряжении. Если я тебе понадоблюсь, ты знаешь, где найти меня.
— Не при моем дворе?
— Нет, в Маридунуме. Там мой дом.
— Ах, да. Знаменитая пещера. Я думаю, ты заслуживаешь большего.
— Мне ничего не надо, — ответил я.
Стало светлее. Я заметил, как он бросил на меня косой взгляд.
— Я разговаривал с тобой сегодня ночью, как не разговаривал ни с кем до сих пор. Не в обиде ли ты на меня за прошлое, Мерлин — побочный сын?
— Я не держу ничего против тебя, милорд.
— Ничего?
— Разве девчонку из Карлеона. Но ты можешь назвать ее ничем.
Он вгляделся в меня, затем улыбнулся.
— Которая? Когда?
— Не имеет значения. Ты все равно забудешь.
— Надо же, я тебя недооценил. — В его голосе послышались почти теплые интонации, никогда не слышанные мною прежде. Если бы он знал, подумалось мне, он бы рассмеялся.
— Говорю тебе, это не имеет значения. Если тогда это не имело значения, то сейчас и подавно.
— Ты до сих пор не сказал мне, зачем вытащил сюда в неурочное время. Взгляни на небо, уже светает, сколько ждать, лошади мерзнут, — он повернул голову на восток. — Хороший будет день. Интересно, что же ты такого сделал? Говорю тебе, что вплоть до того, как я получил твое послание, Треморинус все время твердил, что поднять их невозможно. Пророк ты или нет, Мерлин, тебе можно найти применение.
Становилось все светлее, тьма расступалась, пропуская свет. Теперь я видел Утера более отчетливо. Он поднял голову и снова теребил рукой свой подбородок.
— Хорошо, что ты приехал ночью и я узнал тебя по голосу. Днем бы вряд ли: ты отрастил такую бороду.
— Более подобающую королю? Во время сражений ни до чего не доходили руки. Пока мы добрались до Хамбера… — и он начал рассказывать мне о случившемся свободно и естественно. Я впервые видел его в таком свете. Возможно, тут сыграло свою роль то, что среди всех подданных я приходился ему единственным родственником. Голос крови не заглушить, говорят в народе. Он рассказал мне о кампании на севере, о сражениях, о выжженной земле, оставленной саксами. — Теперь же мы проведем рождество в Винчестере. Весной у меня коронация в Лондоне, и…
— Подожди. — Я не хотел прерывать его столь безапелляционно, но на меня давили своей тяжестью небо и нараставший свет. Времени подыскивать слова, достойные короля, не было. — Вот, наступает, — быстро сказал я. — Встань со мной у основания камня.
Я отошел от него на шаг и встал у подножия длинного королевского камня лицом к ослепительному востоку. Не глядя на Утера, я услышал, как он, будто сердясь, вздохнул, но сдержался и повернулся, блестя украшениями и броней, чтобы встать рядом. У наших ног простирался камень.
На востоке ночь отступила отдернутой пеленой, и показалось солнце. Прямой, как след брошенного факела, как огненная стрела, от горизонта через камень к нашим ногам протянулся луч света. Сердце успело ударить, возможно, двадцать раз, пока огромный мегалит стоял, застилая перед нами зимний слепящий свет и возвышаясь черной махиной. Затем солнце поднялось над горизонтом так быстро, что можно было заметить, как сплошная круглая тень выросла в эллипс, пропавший немедленно в свете зимней зари.
Я взглянул на короля. Он не сводил расширенных и каких-то пустых глаз с камня у его ног. Я не мог прочитать его мысли. Затем он поднял голову и посмотрел на внешний круг, где сомкнувшиеся гиганты загораживали свет. Он сделал шаг в сторону от меня и развернулся на каблуках, обойдя полный круг внутри «Пляски». Его отросшая борода была рыжеватой и вилась, Он носил теперь длинные волосы, а его шлем украшала золотая полоска. Голубизна его глаз могла сравниться с древесным дымом на фоне света.
В конце концов мы встретились взглядом.
— Неудивительно, что ты улыбаешься. Впечатляет.
— Рад слышать, — ответил я. — Из-за расчетов я не спал неделями.
— Треморинус рассказывал мне, — он не спеша смерил меня взглядом. — Он также рассказал мне, что ты говорил.
— Что я говорил?
— Да. «Я покрою его могилу не чем иным, как светом».
Я промолчал.
— Я ничего не понимаю в пророках и жрецах, — медленно произнес он. — Я воин и думаю по-солдатски. Но сотворенное тобою здесь я могу осмыслить. Возможно, мы все-таки уживемся. Я уже говорил, что собираюсь провести рождество в Винчестере. Поедешь со мной?
Это уже была просьба, а не приказ. Мы разговаривали друг с другом, стоя по разные стороны от камня. Его слова послужили началом чего-то, чего я еще не знал.
— Возможно, весной, — покачал я головой. — Я хочу присутствовать на коронации. Будь уверен, когда я тебе понадоблюсь, я приеду. Но сейчас я должен вернуться домой.
— В свою нору в земле? Ну, если ты так этого желаешь… У тебя скромные запросы, видит бог. Так тебе ничего не надо от меня? — он показал рукой на каменный круг. — В народе пойдет плохая молва о короле, не вознаградившем тебя за это.