Сборник «Мамины бусы»
Шрифт:
Зеленая расцветка комбинезона сливалась с окружающим болотом, делая сталкера почти невидимым. Он уверенно шел по тропе, по известным ему приметам. Вот слева, в метре, молодая березка, уродливо скрюченная как штопор, у нее нужно свернуть направо, чтобы обойти «Жарку», иначе быть тебе зажаренным. А через пятьдесят шагов «Паутина», тонкая и черная сеть около десяти метров в диаметре. Никто не знал, что собой представляет эта аномалия, да и не нужно было знать. Главное обойти ее подальше.
Седой прошел болото и остановился, когда зеленые пузыри остались далеко позади. Сняв шлем, он вдохнул воздух, чуть отдающий тухлыми яйцами, но уже не смертельный. Далеко впереди, за речкой, виднелся до боли в груди, знакомый сосновый лес. Он знал в нем каждую тропинку, и мог в полной темноте идти домой, не боясь, заблудится, потому что это был его лес. А за ним был дом, где его всегда ждали.
Надя накинула легкую болоньевую курточку синего цвета и вышла на улицу. До автобусной остановки было около пятнадцати минут хода. Иногда она ходила туда и часами стояла на дороге, надеясь, что хоть кто-то проедет мимо и остановится, чтобы рассказать о том, что случилось и почему люди не возвращаются в свои оставленные дома.
Село пустовало с тех пор, как произошел взрыв. Тогда приехали автобусы с города и много военных машин. Всех эвакуировали, ничего не объясняя. Военные останавливались у каждых домов и выводили всех, разрешая брать с собой только все самое необходимое. Надя была в тот момент дома и стирала белье, когда прибежала соседка и громко запричитала, что началась война, американцы сбросили ядерную бомбу и теперь военные увозят всех, спасая от неминуемой радиации. Надя не поверила, но тревожный шум на улице заставил выйти ее во двор. На улице кричал мегафон, вещая о том, чтобы люди не паниковали, что все под контролем, и чтобы все выходили к автобусам. Женщина вернулась в дом и суетливо стала собирать вещи. Косметичку с документами спешно кинула в сумку, бросила взгляд на плиту, на которой стояла кастрюля с кипящим супом и вспомнила, что сегодня должен вернуться Семен, и замерла среди кухни. Такая беззащитная и жалкая… Надя медленно вынула косметичку и документы и положила на трюмо. Она не может уехать, не дождавшись его. Только с ним. В дом снова влетела говорливая соседка с причитаниями и замолчала, увидев, как Надя мешает щи.
– Надька, ты чего? Щас военные придут, а ты не собрана! Стоит суп мешает, видите ли. Давай бегом. Хошь помогу?
– Я не могу, Люд… Семен сегодня вернуться должен. На охоте он. – Надя печально посмотрела на соседку, – Как я без него?
– Надька? Ты дура, что ли? Да ведь война.… Через час тут ничего живого не будет, военные хоть и не говорят, но ведь и так понятно. Не зазря ведь они так быстро всех собирают.
– Я не могу. Не поеду я. Буду Семена ждать.
– А ежели он не придет? Что тогда? Вояки всех собирают. Никого не оставят.
– Придет он. Я знаю. Ты иди, Люд. Про меня только не говори, а я схоронюсь здесь.
– Ой, Надька…. Держись. Коли че нужно будет – к нам зайди, возьми.
– Спасибо, Люд.
Соседка развернулась в дверях и поспешила к себе в дом. Надя сдвинула кастрюлю на край плиты, и, забрав документы, спустилась в погреб. Когда военные зашли в дом, то подумали, что хозяева уже в автобусе и солдаты вышли, прихватив с собой бутыль самогона, обнаруженный в холодильнике. Через час на улице стихло. Надя вылезла из погреба и вышла во двор. Было жутко тихо, даже собак не было слышно, которые обычно заливались лаем к вечеру. Женщина вернулась в дом, и, взяв ведро, пошла к колодцу. Семен мог вернуться в любую минуту, и Надя ускорила шаг, чтобы успеть к его приходу.
За воспоминаниями, женщина дошла до остановки и стала пристально всматриваться в уходящую вдаль трассу. Пустующая дорога навевала тоску и печаль. Она могла бы бросить безнадежное ожидание и уйти по этой дороге в город, но не могла. Надя верила, чувствовала сердцем, что Семен вернется. И ждала…. Как все прошедшие месяцы после взрыва, ждала его…
Седой обтер выступивший пот на лбу. Слава богу, кабаны не заметили его. Он уже подходил к речке, когда два здоровенных хряка вышли из кустов и прошли мимо него в трех метрах. Эти мутированные кабаны были настоящей проблемой для сталкеров. Мало того, что они имели высоту с метр в холке, и имели почти пуленепробиваемую шкуру, так эти твари еще и охотились стадом. Каково пришлось бы ему, если бы твари заметили его. Видимо болотный смрад впитался в комбез, и это спасло сталкера. Громкое и агрессивное хрюканье затихло за кустами, и Седой продолжил путь к реке. Подходя к воде, пискнул датчик Гейгера. «Вот и началось» – подумал сталкер и надел шлем. По валунам он ловко перешел на другой берег и углубился в лес. Датчик стал пищать настойчивей и громче. Седой выключил звук, чтобы не привлекать лишнего внимания, оставив световую индикацию излучения, и пошел по тропе, по которой когда-то ходил еще мальчишкой на рыбалку. В нескольких километрах от реки в самой чаще соснового леса была землянка, вырытая в земле и заложенная сверху большими ветками. К ней и направился Седой быстрыми шагами, чтобы успеть к ночи, успевая опасливо вертеть головой по сторонам, чтобы не влететь в очередную ловушку Зоны.
Сталкер дошел до цели, когда было еще светло. Он без труда нашел землянку, по приметной сломанной ураганом сосне, и спустился в нее, убедившись в отсутствии опасных жильцов. На земле лежал стянутый бечевкой брезентовый рюкзак, а у укрепленной ветками стены, стояла ржавая двустволка и заточенная рогатина, которую охотник носил за спиной, защищая себя от коварных и смертельных прыжков рыси. Седой вспомнил первый Выброс.
Он был на охоте и должен был в тот день вернуться домой. Но судьба уготовила ему другую участь. Охотник остановился здесь на ночлег, а потом грянул Выброс. Землю трясло так, будто бы гигантский червь проползал под ней. Стоял невероятно сильный гул, сводящий с ума, человек сжимал ладонями уши, но гул проникал сквозь тело и голова, казалось, распухала от безумной вибрации, после чего он потерял сознание. Он еще не знал, что в районе Чернобыля произошел взрыв, неизвестной природы и спустя несколько часов Зону потрясла волна убийственной энергии, мгновенно умерщвляя все живое в зоне поражения. Уже после этого, волну назвали Выбросом. Рожденная, после первого Выброса, Зона изменилась до неузнаваемости. Через сутки охотника нашли на дороге, в нескольких километрах от землянки. Он не помнил, как дошел туда, и у него не было ни рюкзака, ни ружья, а русые волосы стали пепельными. Еще через сутки, в городе, куда увозили эвакуированных, он узнал, что его жена осталась дома.
Сталкер сел, спиной к стене, нацелив автомат на вход, и пожелав фотографии спокойной ночи, уснул, чтобы скорее наступило завтра.
Седой стоял у высохшего столба и смотрел на ржавую пластину, на которой было написано время прибытия междугороднего автобуса. Краска уже облупилась и местами отвалилась, как сгоревшая кожа после загара. Сталкер посмотрел на покосившиеся и пустые дома его родного села. Ветер, дожди и частые Выбросы жестоко истязали то, что осталось после эвакуации. Окна были разбиты почти в каждом доме, ставни вырваны с петлями, сквозь дырявые крыши виднелись балки перекрытий. Взгляд Седого остановился на другом краю села, там, где был его родной дом. Сердце забилось быстрее, и сталкер пошел к дому, делая неуверенные шаги. Детектор тревожно мигал дисплеем, беззвучно напоминая о радиации. Пустые дома как будто с жалостью смотрели на вернувшегося человека. Седой остановился у заваленной калитки, боясь сделать еще шаг и не в силах посмотреть в окно, за которым ждала жена. Сердце, казалось, выскочит из груди, непослушными шагами сталкер сделал шаг, но смелости так и не набрался взглянуть в окно и следующие шаги стали длиннее, чтобы скорее его миновать. На пороге, Седой снова замер, прислушиваясь к звукам внутри дома. Трясущейся рукой, он ухватился за ржавую дверную ручку и потянул на себя. Тяжелая дверь предательски заскрипела и сталкер осмелев, распахнул ее и быстро вошел, ступив на скрипучие половицы. Глаза еще не привыкли к сумраку, и Седой остался стоять у двери, боясь нарушить тишину в доме.
Надя вернулась с автобусной остановки, так и не увидев ни одной машины и ни одной человеческой души. На душе было ужасно тоскливо, и она заняла себя делом, чтобы не сорваться в плач. Достала пряжу и спицы и взялась вязать, сидя лицом к окну. Спицы ловко прихватывали нить, делали петли и плели узелки, рождая на свет рукодельное чудо. Скрип половиц прогремел словно гром, заставив женщину замереть. Надя затаила дыхание и боялась повернуться. В нос ударил запах леса, и она не в силах сдержаться от радости со слезами повернулась к двери.… Но там никого не было. Спицы упали на пол, звонко резанув слух, клубок скатился и размотался к двери. Надя не выдержала и разрыдалась, спрятав лицо в маленькие ладошки.
Глаза Седого стали привыкать к сумраку, и он увидел стоящее рядом цинковое ведро. Вода уже зацвела в нем и была похожа на болото. Седой посмотрел вправо. На печи стояла запыленная эмалированная кастрюля, что-то лежало в ней, покрытое зеленой плесенью. Резкий звук упавших металлических предметов, заставил сталкера рефлекторно сжаться, как пружина и направить автомат на источник звука, к белому квадрату окна, что-то мягкое спрыгнуло со стола и подкатилось к нему. Сталкер с удивлением уставился на клубок пряжи. Взгляд проследовал вдоль распутанной нитки и замер…. Маленькая высохшая фигурка жены сидела за столом, уткнувшись головой в выцветшую под солнцем подушку. Короткая челка чуть прикрывала мумифицированное лицо, направленное к окну. Ноги сталкера подкосились, и он с трудом дошел до кухонного стола и почти упал на покрытый пылью стул, стоящий напротив Нади. Седой смотрел в ее лицо и заплакал, проклиная тот день, когда грянул первый Выброс, убивший жену, а ему подаривший жизнь.
Надя смотрела в окно красными от слез глазами и тихо шептала, умоляя бога, чтобы муж услышал ее. Три слова, вобравшие в себя всю ее боль и еще не утраченную надежду. Она шептала, обезумев от разрывающегося сердца, слезы текли бесконечными ручьями и капали на сырую подушку, а пальцы писали эти слова на запотевшем стекле: «Прошу тебя, вернись».
Седой не мог отвести взгляд от того, что осталось от жены, и, представляя живой, гладил ее по коротким волосам. Он что-то говорил вслух и по небритым щекам текли слезы, с отчаяньем он обернулся к окну и увидел на запотевшем стекле появляющуюся буква за буквой надпись. Седой улыбнулся сквозь слезы и, расстегнув зажимы, снял шлем. Она ждала его. И он вернулся. Сталкер вытер мокрое лицо и написал на стекле: «Я дома, малыш».