Сборник "Прометей"
Шрифт:
— К башне Амок. Я не знаю, как долго продержится защита, оберегающая нас от кар. Только в башне мы будем в безопасности.
Перед знакомой башней они оказались примерно через полчаса и за это время стали свидетелями, по крайней мере, десятка неудачных нападений кар.
— Мне кажется, ребенку надо дать хотя бы глоток воды! — произнес Бартон и попытался взять ребенка у Танаева, но тот не разжал рук.
— Интересно, откуда ты возьмешь воду? Все наши вещи остались у серых.
— Позволь мне посмотреть, что с ребенком. Мне кажется странным, что
На этот раз Танаев не стал возражать, и Бартону удалось развернуть полотно, в которое был закутан младенец.
— Он мертв!
— Да, я знаю, — подтвердил Танаев. — Я почувствовал это еще во дворе монастыря — внутри пентаграммы. Им был нужен мертвый младенец для завершения своей страшной церемонии, и они умертвили его, едва мастер их черного ордена вошел в круг пентаграммы.
— Но тогда почему... зачем было отбирать у них ребенка? Ты не мог знать, что это защитит нас от стрел!
— Я и не знал. Просто не мог позволить завершиться их мессе.
— Почему ты думаешь, что в башне мы будем в безопасности? — спросил Фавен, пристально осматриваясь вокруг. — Ведь именно там в первую очередь нас будут искать серые!
— Они не знают о существовании башни Амок.
— Как такое может быть, она же находится у них под носом?
— Она для них невидима. На ее месте они видят огромный провал, к которому боятся подходить.
— Но ведь это всего лишь иллюзия! За столько лет кто-нибудь из них мог попытаться...
— Это не иллюзия. Для них там действительно смертельно опасный провал. Амок умеет защищать свое жилище от непрошеных гостей.
Они вошли в башню и начали долгий подъем к ее вершине. Внутри было тихо, несмотря на то что решетчатые стены свободно пропускали наружный воздух, горячий ветер улицы здесь не ощущался. И чем выше они поднимались, тем заметнее уменьшалась мучительная для всех жара.
Воздух внутри этого полупрозрачного строения нес в себе запахи пронесшихся сквозь башню тысячелетий.
Если бы у Танаева спросили, чем пахнет время, он наверняка бы ответил: старой пылью, пожелтевшей бумагой, засохшей травой и еще чем-то неуловимым, похожим на запах, который ощущает человек, впервые попавший во внутренние помещения египетских пирамид.
Когда они поднялись примерно до половины башни, Танаев дал знак остановиться и прислушался. Он ощупал пространство своим ментальным локатором и наконец уверенно произнес:
— Здесь кто-то есть!
— Я ничего не вижу! — возразил Фавен.
— Выше. Еще четыре или пять поворотов. Там кто-то есть, знакомое поле, но я пока не могу понять, что оно мне напоминает. Вот. Оно спускается ниже!
Неожиданно, словно очнувшись, Танаев бросился вперед и исчез за ближайшим поворотом лестницы.
Двадцать второй поворот лестницы... Двадцать третий... Он все еще не мог себе позволить поверить, разочарование было бы слишком сильным. Сердце, всегда работавшее как хорошо отрегулированный мотор, сейчас заставляло его задыхаться.
Наконец на двадцать четвертом повороте он увидел на ступеньках лестницы Карин и долго не мог произнести ни одного слова. Она заговорила первой:
— Мне пришлось ждать тебя здесь так долго...
— Но... Как ты догадалась? Откуда ты могла знать, что мы придем сюда?! — Танаев не сумел сдержать радости, хотя всегда, неизвестно почему, старательно прятал свои чувства от окружающих.
— Я и не знала, просто ждала...
Подойдя к Карин, он обнял девушку и привлек ее к себе.
— Я думал, что никогда больше не увижу тебя, и только теперь понял, как много мог потерять!
— Ты никогда не говорил мне ничего подобного...
Они долго молча стояли в темноте этой ночи, тесно прижавшись друг к другу и теплотой своих тел разгоняя окружающий мрак.
— Что с нами будет, скажи? Что с нами будет, после того как ты войдешь в свой храм?
— Мы найдем выход из проклятого города и навсегда покинем это страшное место.
— Значит, ты все-таки уйдешь от меня...
Он заметил блеснувшие в ее глазах слезы и проговорил дрогнувшим голосом:
— Что ты, девочка! Конечно, мы уйдем вместе!
— Разве ты еще не понял, что таким, как я, нельзя покидать это место?
— Это еще почему?
— Потому что в прошлой жизни, там, наверху, мы заслужили кару...
— Кару? Какую кару? Какое преступление ты могла совершить?
— Я предала человека, которого любила... Своего первого мужчину. Как сейчас помню запечатанный гербовой печатью конверт, который нашла в своем почтовом ящике, с приказом явиться туда, откуда не возвращаются...
— Ты имеешь в виду батальон чистильщиков?
Карин молча кивнула:
— Мне удалось вернуться только потому, что я согласилась подписать бумагу... Небольшая комната, портрет вождя на стене, государственный герб размером с кухонный таз и белый лист бумаги передо мной... Через день он исчез, мой любимый, больше я его никогда не видела. И все это время, до того момента, как я очутилась здесь, перед моими глазами лежал этот проклятый лист... У каждого из тех, кто попадает сюда, есть свой лист или что-то еще... Большинство делает вид, что не помнят о прошлом, не знают причины, по которой они очутились в этом месте, но это ложь. Они лгут сами себе, потому что просто не могут забыть.
— Глупости все это! Все это ушло вместе с твоей прошлой жизнью, я выведу тебя отсюда!
— Не получится! Ничего у тебя не получится! Но все равно спасибо за твои слова, за надежду, которую ты стараешься мне подарить.
— Как ты сумела найти башню?
— Но ты же сам позвал меня сюда...
— Позвал? Каким образом?
— Очень четким ментальным посланием, там даже картинка была с планом и указанием, как найти башню.
— Но я не отправлял никакого послания! Мы думали, что ты скрываешься от серых в каких-то развалинах, и даже если бы я попытался отправить такое послание, ты бы все равно не смогла его принять, у тебя нет таких ментальных способностей!